Диалоги, которых не было

– Не надо было неразделённую любовь к Родине превращать в своё политическое кредо. Чувства, как нам известно, в делах только вредят, – Веня повернулся лицом к компьютеру, где как всегда маячило озлобленное личико незабвенной Лёли, и снова обратился ко мне: – Тут ты, Вовчик, что не удивительно, явно перегнул, так сказать, подменил несоизмеримые масштабы. Действительно, бывают на свете и любовь к ближнему, и взаимовыручка, но это совершенно из другой оперы. Твоя же задача, как я её понимаю, не любить, а следовать заданным путём, не отступая от ранее намеченной нами стратегической линии буквально ни на шаг и ни в какую сторону…

– Но Веня! Я, можно сказать, всей душой… – я густо покраснел, словно бы меня поймали на какой-то непристойности.

– Вот ты опять перебиваешь! – Веня оттолкнул пса и указательный палец освободившейся руки направил прямо в центр моего лба, словно бы обнаружил там подлежащего уничтожению комара или какую-то другую мерзость. – В иных обстоятельствах я бы наказал тебя именно за постоянный переход на личности и назойливую демонстрацию неуважения к нашим идеалам. Однако в данном случае мною руководит не разум, но всего лишь чувство сострадания. И оно не находит возможным оставить тебя вот в этом состоянии просто так, – тут Веня оглядел меня с головы до ног и, судя по всему, пришёл к неутешительному итогу. – У тебя неважная динамика, Вовчик. По моим многолетним наблюдениям, ты склонен к сползанию в беспредел путем вхождения в раж, то есть в запой, с последующим длительным выползанием из оного. Вот и сегодня ты скулишь и жалуешься на неустроенную жизнь, а завтра напьёшься и провалишь наше дело. Честное слово, Вовчик, так нельзя! Даже и не знаю, как нам быть и что мне с тобой делать.

– Веня! Ну, поверь мне ещё раз, – я чувствовал, как подгибаются колени, ещё чуть-чуть и оказался бы лежащим на ковре.

– Или возьмём тот эпизод, когда ты нанёс неизлечимую душевную травму Лёлечке и дал дёру прямо с операционного стола, попутно обвинив меня в применении методов сигуранцы и гестапо, – Веня до предела поднял густые брови, выпучил глаза и как бы в полнейшем недоумении развёл руками. – Ну, скажи на милость, откуда что взялось? Разве не я поддерживал тебя, когда советами, а где-то и немалыми деньгами? А если к этому добавить то, что я спасал тебя от заслуженной порки, уже и не помню сколько раз, тогда ты должен признать, что у меня просто ангельское терпение, – при этом вопреки произносимым словам на лице Вени явственно обозначились признаки нарастающего раздражения.

– Я же и говорю, что ты мой Альхен… – я всё никак не мог сообразить, какими бы словами успокоить благодетеля.

– Вовчик! Ты мог бы стать интересным собеседником, но вот беда, срываешься на брань по самому пустяшному поводу. Уровня дискуссии, ну, никак не держишь. – Веня вскочил с дивана и теперь быстрыми шагами расхаживал по комнате. – У тебя начисто отсутствует чувство меры. Это касается и твоих личных выпадов против меня. Пойми же, наконец, что есть вещи, которые просто нетерпимы в приличном обществе. Ты однозначно нуждаешься в одёргивании, иначе тебя периодически заносит.

– Веня! – снова покраснев, взмолился я, – Веня, больше этого никогда не будет!

– Остается лишь опровергнуть твой идиотский постулат о том, что будто бы в этом мире должна править всем любовь. – Веня в изнеможении плюхнулся на диван и, уже не глядя на меня, замахал перед моим лицом руками. – И не перебивай! Так вот, ты мне уже неоднократно заявлял, что человек должен нести добро людям. Однако ежу ясно, что это его личное дело – кому, когда и что нести. Нельзя же его силой заставлять! Заботясь об одних, ты проявляешь явную несправедливость по отношению к другим людям, – Веня снова смотрел на меня и его вылезающие из орбит глаза выражали одновременно злость, нестерпимую муку и что-то очень похожее на робкую надежду. – Вот ты твердишь мне о любви к ближнему, однако подумай вот о чём. Что будет, если признать незаконными итоги приватизации и залоговых аукционов? Неужели ты не понимаешь, что людям предстоит отдать не только нажитое с таким трудом, но и ещё выплачивать в казну офигительные штрафы, а для этого надо где-то брать кредит. Зачем ты их на муки обрекаешь?

,Ну, вот! Стоит только завести с Веней о чём-то разговор, как непременно всё сводится к деньгам, словно бы кроме них нет ничего более достойного нашего внимания в этом мире. А так хотелось поговорить о чём-нибудь прекрасном. И ещё очень хочется, чтобы он защитил меня и приласкал – ну, не так, как пса, но тоже было бы приятно.

Даже и не знаю. Наверное, я напрасно затеял этот разговор, однако куда же мне деваться? Ведь если он по собственной инициативе пожелал стать для меня «вторым я», тогда к кому же мне ещё пристало обращаться за советом? Но согласиться на участие в выборах я никак не мог. А Веня тем временем уже подводил итоги нашей затянувшейся беседы: