Диалоги, которых не было

– Но позвольте, Вовчик! – Веня привстал и, отложив сигару, выпятил свою тщедушную грудь и по-бычьи наклонил голову. Короче, принял стойку профессионального бойца, готового к тому, что победить в очередном бою без правил. – В конце-то концов, кто здесь хозяин? Чей это город, этот дом? И я никому не позволю над этим издеваться.

– Прекрасно сказано! Мой, моя, моё… Ты даже Родину успел приватизировать. Вот в этом ты весь со своей дремучей философией, – после сказанных им слов я уже не в состоянии был сдерживаться.

– Вовчик! Ну, что за шулерство? При чем тут философия? – Веня уже выбрался из-за стола и, заложив руки за спину, расхаживал передо мной туда-сюда, по всей видимости представляя себя в роли учителя начальных классов. Ну, а мне как обычно была предназначена роль плохо успевающего школяра. – Итак, Вовчик, для меня мой дом, мой город это и есть моя родина. Как это там… «превозмогая обожанье, я наблюдал, боготворя… здесь были бабы, горожане»… ну, и далее по тексту. А вы мне всё про итоги давно забытых залоговых аукционов. Это нехорошо! Это неуместно! Держу пари, у вас невроз навязчивости, поэтому вас из органов и попёрли, – не дав мне даже шанса оправдаться или возразить, Веня продолжал свои нравоучения: – Скажу вам больше. У людей, подобно вам пребывающих в плену навязчивых идей, до самого преклонного возраста сохраняется инфантилизм. Иными словами, имеет место упрощение проблем, переоценка своих сил, это уж как минимум. Вы часто наступаете на одни и те же грабли, как будто бы нет других возможностей. Ну, скажите мне, зачем?

– Ты бы для начала со своими граблями разобрался, а то ведь не ровён час… Или принял бы снотворное и не вешал свои сопли на чужой подол.

– Вовчик! Ваша наглость бесподобна. Однако не стоит острить на тему жизни, миновавшей вас. Чтобы иметь право называть Россию родиной, надо было жить в ней, голодать в ней, хлебнуть изуверства вместе с её народом. А судить из тепленькой постели, да ещё когда под боком девка, для этого не надо как говорится быть о семи пядей в своём лбу.

– Твой совет «хлебнуть зверства» просто умиляет!

– Вовчик! Подвижки у вас, несомненно, есть. Я всегда считал, что вы не безнадёжны, и даже кое-какая логика в ваших словах изредка присутствует. Однако, что в таком случае для вас родина? Для Гоголя – это птица-тройка. То есть для него родина – это и тройка лошадей, и даже этот никому неизвестный погоняло. Для Блока – это летящая степная кобылица, которая между делом мнёт ковыль. Но кто-то сажает верхом на кобылицу усатого грузина – и они неразделимы. И вот уже даже птицу-тройку оседлали – на каждом жеребчике сидит по седоку, холёные, мордастые представители партгосноменклатуры. Так что давайте договоримся не путать постоянную составляющую, то есть народ, и переменную, то есть сбрую, упряжь, кучера, режим, вождя, эпоху… Потому что я люблю Россию как тот же самый чугунок с перловой кашей в русской печи, а вы любите марксистско-советскую страну, разрушившую ту Русь. Вы исповедуете лишь ненависть к богатым и называете это социальной справедливостью. Это же просто позор! – продолжая разглагольствовать, Веня уже успел напялить свой любимый халат с дракончиками, пригубил виски из хрустального фужера и потому чувствовал себя как милостию Божьей самодержец. – Ну, вспомни, наконец, сколько уже раз та власть тебя насиловала, обманывала, унижала. Да ты же при сухом законе давно бы ноги протянул, если бы не я.

Тут уж я не вытерпел. Дай только ему волю, и он начнёт упрекать меня чёрт-те в чём.

– Веня! Всё не так! Да и не разрушал я этой печки… – честно скажу, мне стоило немалых сил, чтобы не засмеяться.

– Вот вы опять скатываетесь прямо-таки к патологической лжи. Все мои попытки что-то вам втолковать натыкаются на перевирание, скоморошество, уход от объективного анализа. Я думаю, не найдётся на свете человек, который скажет, что я не объяснил ему свою позицию. Всем всё ясно! С вами же ровно наоборот. Вы каждый раз нахально уходите от честного понимания моих взглядов. Будьте вы мужиком, а не злобной кобылицей. Хватит кусать в живот, лягаться и при этом ржать!

Ах, голова! Ну, прямо-таки, Макаренко и Жан-Жак Руссо в одном флаконе. Только откуда он это взял? Это я по поводу кобылы, которая одновременно и кусается, и ржёт. Видимо, это тот самый случай, когда валят с очумелой головы на вполне здоровую. Иной раз Веня напоминает мне этакого мерзкого ворюгу-повара – жаркое из кошатины уже превратилось в угольки, а он всё пихает его тебе в рот, приговаривая про себя: «Чтоб ты подавился!»