2. Итак, раз отчизна сулит нам больше благодеяний и является родительницей, более древней, чем тот, кто нас произвел на свет, то ей, конечно, следует воздать благодарность бо́льшую, чем та, какую следует воздать родителю[164] (
3. Усвой себе, заклинаю тебя Геркулесом, это обыкновение, стремления и высказывания (
4. Конечно, все рассуждения этих людей, хотя и содержат богатейшие источники доблести и знаний, все же, при сопоставлении с их деяниями, пожалуй, не столько принесли им пользу, сколько развлекали их на досуге (
5. Да и Карфаген не обладал бы, без продуманных решений и распорядка, таким могуществом на протяжении почти шестисот лет[165] (
КНИГА II
(I, 1) [Так как все горели желанием] послушать, Сципион начал свою речь так:
Вот слова старика Катона, которого я, как вы знаете, особенно почитал и перед которым глубоко преклонялся; ведь ему я, и по решению обоих своих отцов[166], и по своему собственному побуждению, с ранней юности посвящал все свое время[167]; беседой с ним никогда не мог я достаточно насладиться: так велик был его опыт в государственных делах, которые он очень успешно и весьма долго вел и в Риме, и в походах, и так велики были его сдержанность в речах и сочетавшееся с достоинством обаяние, а также и сильнейшее стремление учиться самому и обучать других, причем жизнь его вполне соответствовала тому, что он говорил.
(2) Катон обыкновенно говорил, что наше государственное устройство лучше устройства других государств по той причине, что в последних, можно сказать, отдельные лица создавали государственный строй на основании своих законов и установлений, например, у критян — Минос[168], у лакедемонян — Ликург[169], у афинян, чье государственное устройство весьма часто испытывало перемены, вначале — Тесей, затем Драконт, затем Солон, Клисфен[170] и многие другие, а под конец совершенно ослабевшему государству не дал погибнуть ученый муж Деметрий Фалерский[171]; напротив, наше государство создано умом не одного, а многих людей и не в течение одной человеческой жизни, а в течение нескольких веков и на протяжении жизни нескольких поколений. Ибо, говорил Катон, никогда не было такого одаренного человека, от которого ничто не могло бы ускользнуть, и все дарования, сосредоточенные в одном человеке, не могли бы в одно и то же время проявиться в такой предусмотрительности, чтобы он мог обнять все стороны дела, не обладая долговременным опытом.
(3) Поэтому я, следуя его примеру, теперь поведу речь от «начал римского народа»[172]; ведь я охотно пользуюсь даже выражением Катона. А этой цели мне легче будет достигнуть, если я представлю вам, как государство наше рождалось, росло, зрело и, наконец, стало крепким и сильным, — чем в том случае, если бы я придумал для себя какое-нибудь государство, подобно тому, как у Платона это делает Сократ[173].
(II, 4) Когда все одобрили это, Сципион сказал:
Можно ли назвать какое-либо государство, основание которого было бы таким славным и столь широко известным, как закладка нашего города, совершенная Ромулом? Будучи сыном Марса, Ромул (согласимся со сказанием — тем более, что оно не только весьма древнее, но и мудро нам завещано предками для того, чтобы люди с большими заслугами перед государством считались не только наделенными божественным умом, но также и божественного происхождения), итак, Ромул, как только родился, говорят, был вместе с братом своим Ремом, по повелению альбанского царя Амулия, боявшегося ниспровержения своей царской власти, оставлен на берегу Тибра[174]; там его питал своим молоком хищный зверь[175]; после того, как Ромула взяли к себе пастухи и воспитали в суровых условиях жизни и среди лишений, он, по преданию, когда вырос, силой своего тела и неустрашимостью духа настолько превзошел всех остальных, что все, кто населял земли, где ныне стоит наш город, покорно и охотно начали ему повиноваться. Встав во главе их отрядов (перейдем теперь от сказаний уже к событиям), он, как говорят, захватил Альбу-Лонгу, в те времена сильный и могущественный город, и убил царя Амулия.