Диалоги о камнях

Сделанное хасидом Шломо открытие в науке изрядно взволновало раби Якова. Цадик верил и не верил. Даже если идея о мыслящих камнях есть всего лишь мистификация – Шломо имел слабость к этому жанру изобретательства – тем не менее высказанное воззрение показалось Якову перспективным – пусть не практически, зато умозрительно. Новые открытия не обладают ценностью, если не находят себе применения. Наш случай – совсем другое дело. Цадик опытным взором книжника разглядел в концепции ученика талмудический потенциал.

Ночью Яков пытался обсуждать проблему с Голдой, но та, просыпаясь, не соглашалась вести беседу в неурочный час. Она приготовляла целебное питье, которое муж послушно принимал вовнутрь. К утру раби Яков почувствовал себя много лучше. Он надел капот, умылся и после свершения предписываемых заповедями процедур уселся на кровати и принялся ждать прихода гостей. Вскоре появились Шломо и Шмулик.

– Ты встал на путь выздоровления, учитель! – торжественно промолвил Шломо в качестве приветствия, – мы со Шмуликом искренне рады!

– Все за стол! – скомандовала Голда, – подкрепимся пшенной кашей и молоком. Якову не терпится продолжить разговоры о камнях.

Опустошивши горшок с кашей и кринку с молоком, хозяева и гости предались получасовому отдыху. Иными словами, Голда мыла в корыте миски, ложки и кружки, а мужчины терпеливо дожидались, когда она окончит неизбежное и присоединится к ним. Наконец, беседа возобновилась.

2

– Какой величины встречаются камни? – начал Шломо с вопроса самому себе и тут же ответил на него, – всякие, от велика до мала: горы, утесы, валуны, гальки и, наконец, малые песчинки. Камни не могут соединяться или увеличиваться, они только размельчаются. Происходит это редко и не по их желанию, а по воле внешних действий и природных катаклизмов.

– Это нам и так известно, прекрасный Шломо, – перебил рассказчика раби Яков, – а скажи-ка лучше, неужели все они, что горы, что песчинки – предаются размышлениям?

– Разумеется! – вставил слово Шмулик, которого Шломо несколько просветил по дороге к учителю, – при этом сила мысли камня тем больше, чем он крупнее. У скалы она велика, у осколка – мала.

– Я перестаю понимать умные речи современной молодежи, – с досадой заявила Голда, – например, ты, Шмулик, не сочти за попрек, положил отменный кусок сливочного масла в свою кашу, чтоб ты был здоров, и очистил миску образцово, видно, хотел мне мытье облегчить, а вот объяснить дело толком не можешь! Что это за неслыханная сила такая – сила мысли?

– Немного терпения, Голда! – вступился за юношу раби Яков, – я думаю, чем больше камень, тем дальше его мысли распространяются. Это и есть сила мысли. Правильно я соображаю? – спросил цадик и поглядел на гостей.

– Совершенно верно, учитель! – воскликнул Шломо, – мысли горы летят далеко, и другие горы и с ними камни поменьше на огромном пространстве знают, о чем думает великан, и внемлют ему. А мысли песчинки разве что товарка-соседка разберет!

– Выходит, чем больше камень, тем он умнее? – спросила Голда.

– Э-э-э, Голда, дело много сложнее, чем может показаться на первый взгляд, – возразил Шломо, – нельзя забывать, что камни-то – они все одних лет, хоть и разного размера. Галька, которая прошла путь от горы через скалу и валун до своей малости, возможно, больше испытала и познала в жизни, чем вздымающаяся до небес вершина.

– Прямо, как среди людей! – задумчиво проговорил Шмулик, – порой, у человека незаметного голова здорово варит, а который всем виден издалека – глуп, как пробка.

– Замечу, однако, – сказал Шломо, – что меж камнями и людьми мало сходства, хоть те и другие мыслят. Камни не могут передвигаться по своей воле и вообще не способны ни к каким действиям. Поэтому живут они замкнутыми общинами, разделенными морями, полями и лесами. Даже у самых высоких гор не достает силы мысли, чтобы преодолеть слишком большие пространства. Много таких каменных разобщенных мирков на земле. Закосневших, застывших, закаменелых.

– О, это мне кое-что напоминает, – проворчал цадик, – общины разбросаны, и кто в лес, кто по дрова…

– Намек твой, раби, ясен и прозрачен, но все же различия интереснее сходств, – заметил Шломо, – камни, как я говорил вчера, понимают человеческие думы. Мысли камней не доступны людям, зато последние перемещаются по своему желанию. С появлением на земле сынов Адама, камни, воспринимая мысли пришельцев, начали узнавать от них о своих собратьях в других краях. Лишенные способности ощущать, камни научились пользоваться ощущениями людей. Умственные горизонты каменных общин раздвинулись.

– Минутку, Шломо! – тревожно вскричал престарелый цадик, – поясни-ка, что это значит: “с появлением на земле сынов Адама, камни, воспринимая мысли пришельцев, начали узнавать…” и так далее? Всех дней Творения было шесть! Меньше недели! Это срок для перемен? Или, по-твоему, камни существовали до Творения? Объяснись-ка, дружок!

3