Диалоги о камнях

В те давние времена холестерин не был известен не только врачам, но даже и хасидским цадикам. Не диво, что в старину еда приносила людям больше радости, чем нынче. Когда не знаешь об опасности, то и бояться нечего, а без страха жить хорошо! Впрочем, об этом речь впереди.

2

В день третий раби Яков чувствовал себя вполне здоровым. Вчетвером уселись за стол. Все свои, как одна семья, и Голда вполне может пребывать в мужском обществе, тем более что при муже она.

– Вернемся к нашим каменьям! – объявил цадик.

– Я продолжаю, – откашлявшись, сказал Шломо, – теперь, когда мы выяснили, что камни мыслят, поговорим об особенностях их бытия. Горы, утесы, скалы, валуны, гальки, песчинки – все представители сего безмолвного племени – живут вечно! Иными словами, дробясь и, порой, уменьшаясь в размерах, они, тем не менее, не теряют способности думать, а, значит, не умирают.

– К обитателям древнего города Луз, что описан в наших Святых Книгах – вспомнил раби, – не приходил ангел смерти, и они не умирали. Века бесконечного долгоденствия нестерпимо изнуряли бедных старцев, и они покидали городские стены, дабы снять с себя тяжкое ярмо жизни и отдать душу Господу. Вот я и говорю: “Несчастные бессмертные камни!”

– Замечу, раби, – вступил в разговор Шмулик, – что у лузитян была, прошу прощения за ученое слово, альтернатива, которой нет у камней. Выбор – что развилка на дороге. Разные пути сличая, в каждом найдем худое и доброе, и сделать предпочтение мучительно. Прямая же тропа избавляет от пытки сравнивания, она единственная, и резонно считать ее правильной.

– Браво, Шмулик! – воскликнул Шломо, – я слышу речь зрелого мужа, хоть и небезупречна она.

– Совсем небезупречна! – вставила слово Голда, – вот захочу и с не меньшим резоном неправильной ее назову, эту самую тропу!

– Ты хоть и верно судишь, Голда, но возвращаешь нас к альтернативе, – возразил Шмулик, – а нам, хасидам, выбор без надобности: будем зрить хорошее – и точка!

– Я отвечу тебе, молодой человек, без ученых слов, – обиженно заявила Голда, – точка твоя – самообманка!

– Хватит спорить, стар и млад, вы отклонились от темы, – крикнул цадик, сердито хлопнув ладонью по столу, – продолжай-ка Шломо.

– Не могу согласиться с тобой, раби, будто вечная жизнь камней – их несчастье. Сказано в Писании, что природа человека плоха с младых ногтей его. Лжива она. Лицемерие пропитало всякий закуток человеческой души, как жир пронизал каждое волокно гусиной плоти. Если плачутся лузитяне, не фальшивы ли жалобы их? Зато камни знают, что не умрут, и потому жизнь их свободна!

– Не слишком ли ты крут в суждениях, ученик мой? К тому же камни-то не шевелятся по своей воле, не видят, не слышат, не говорят! В чем же свобода их? Поясни! – потребовал цадик.

– С удовольствием! – откликнулся Шломо, – не в пример человеку, камень не знает страха смерти – худшего зла в мире. Страх есть рабство. Над кем не довлеет он – тот свободен, и обратное справедливо. Полагая себя вольными, люди заблуждаются. Невежество – их лучший утешитель: не зная зла, они не страшатся его, и потому свободны, но мнимо. Истинная же свобода происходит не от неведения зла, а от отсутствия его. Вечная жизнь камней – их благодать, смертность человека – его проклятие.

– Речи твои, Шломо, витиеваты и требуют размышлений, – задумчиво произнес цадик, – какие-то нехасидские они и родят во мне протест, еще неосмысленный вполне. Пока вернусь к умствованиям Шмулика. Как мы слышали от самого молодого из нас, мол, сличая разные пути, в каждом найдем худое и доброе. Если верно это, значит и в славном бессмертии камней есть нечто плохое?

– Шмулик справедливо высказался в том смысле, что зло недурно уживается с добром, – сказал Шломо, – и вот пример: поскольку камни избавлены от страха смерти, им не нужны затеи с потусторонним миром и с бессмертной душой, и по той же причине не требуется им Бог. Разве похвально сие? Камни не верой живут, а надеждой. Счастье или горе камня могут продолжаться бесконечно долго. Пусть не в силах он изменить судьбу свою, зато упование на добрые перемены всегда основательно в бесконечной череде лет! Это великолепно, но есть и закавыка: ежели не существует у камней ада и рая, то откуда взяться понятиям о праведности?

– Вот видишь, Шломо, какие беды влечет за собой бессмертие! – торжествующе воскликнул раби Яков, – нет у камней души, Бога не знают, о праведности слыхом не слыхивали!

– Ах, Яков, зачем чужие беды перемалывать, коли своих девать некуда! – возразила мужу Голда, – пусть лучше Шломо продолжит о завидном!

– Я готов! – воскликнул Шломо, – итак, бессмертным камням нечего бояться старости, слабости, болезней. У них не пропадет аппетит, не выпадут зубы, не облысеет голова. Они не теряют умения радоваться жизни и не боятся необратимых утрат.

Как прозвучали слова эти, раби Яков уставился в окно застывшим взглядом, а Голда провела платком по глазам. Потом погладила морщинистую руку мужа, а тот благодарно посмотрел на престарелую спутницу жизни и протяжно вздохнул.

3