Диалоги о математике

Галилей. Ты можешь верить этому, мой юный друг. Несколько дней назад синьора Никколини уволила одного из слуг, так как выяснилось, что он шпионил для инквизиции. Она не говорила мне об этом, потому что не хотела расстраивать меня. Не так ли, Катарина?

Синьора Никколини. Ну, поскольку вы уже как-то узнали об этом, я признаюсь. Но остальным слугам я доверяю. Все они флорентийцы и верные люди. Вы можете говорить открыто. То, что вы скажете, останется между нами.

Торричелли. Я и мои друзья, называющие себя последователями Галилея, уже все подготовили для вашего побега. Прежде всего мы переправили бы вас в Венецию. Там некоторое время вы были бы в безопасности, так как Республика не выдаст вас инквизиции ни при каких обстоятельствах. При желании вы могли бы уехать в Нидерланды, где имеются условия для спокойной работы и где ваша новая книга могла бы быть издана. Мы предусмотрели все детали и, если вы скажете «да», немедленно договоримся о дате побега.

Галилей. Мои хозяева несут ответственность за меня, и я не хочу причинять им беспокойства. Не говоря уже обо всем остальном, одной этой причины вполне достаточно, чтобы отклонить ваше предложение.

Торричелли. Мы и это предусмотрели. Наш план— вызволить вас из рук самой инквизиции, когда в следующий раз вас поведут в Священную конгрегацию на допрос. Это произойдет на улице, и потому никто не сможет обвинить синьора Никколини. У нас есть верные люди, которые легко могли бы справиться с охраной.

Галилей. Не могу даже высказать, до чего мне приятно узнать, что молодежь хочет освободить меня. Однако, как ни привлекателен такой план, он неосуществим, потому что мое старое тело не смогло бы выдержать всех лишений подобного путешествия. Возможно, ты слышал, что недавно я был серьезно болен и еще не совсем поправился.

Торричелли. Об этом мы тоже подумали. Один из моих друзей — врач, он мог бы устроиться среди сопровождающих и заботиться о вашем здоровье. Маршрут разработан до мельчайших деталей. Для каждой ночной остановки от Рима до Венеции мы предусмотрели надежные места. Конечно, во время этого путешествия мы не сможем обеспечить вам такой же комфорт, какой создан в этом доме. Но не забывайте, что в любой момент вас могут перевести в тюрьму Священной конгрегации. Я полагаю, что если бы вам пришлось выбирать между жилищем честного пастуха и тюрьмой, то вы бы не долго думали.

Галилей. Мой юный друг, я ценю твои намерения.

Но ты не можешь представить себя на месте старика. Не будем больше говорить об этом и допустим, что я смог бы пережить все трудности этого путешествия. Но ты ведь не спросил меня, хочу ли я покинуть Рим навсегда.

Торричелли. Вы только что признали, что вам не следовало приезжать в Рим. Я думал, это означает, что, если бы представился удобный случай, вы были бы готовы бежать.

Галилей. Ты не понял меня. Я не могу отступить. Мне необходимо довести эту борьбу до конца, если даже мои шансы много хуже, чем я думал, когда приехал сюда. Если я сбегу, мои враги останутся победителями. Свобода научного поиска в Италии будет утрачена. Именно из-за вас, молодого поколения, я не могу бежать.

Торричелли. Я не понимаю вас, учитель. Раньше вы говорили, что огорчились из-за того, что не можете рассчитывать на помощь папы. В ком же вы можете быть уверены? Я полагаю, среди иезуитов многие знают, что вы правы. Но, надеюсь, вы не думаете, что они осмелились бы спорить с папой. Недавно я говорил с отцом Гринбергером и спросил его открыто, что он думает о вашем «Диалоге».

Галилей. И что же ответил этот достойный монах?

Торричелли. Он хотел оставаться верным и своей научной совести и церкви одновременно. Он сказал, что ценит вашу кристально ясную логику и непревзойденные знания. И хотя он чувствует, что некоторые фразы «Диалога» составлены довольно неосторожно и предоставляют врагам удобный случай неверно истолковать их и таким образом настроить многих высокопоставленных особ против вас, сам он никогда не сомневался в чистоте ваших целей. Он находит аргументы замечательными, хотя и полагает, что порыв завел вас слишком далеко, и даже у него самого имеется несколько довольно серьезных замечаний.

Галилей. Это поистине дипломатический ответ. Всякий может найти в нем что хочет. Ты, конечно, прав, я не могу надеяться на серьезную помощь от таких осторожных друзей. Говорил ли он еще что-нибудь?

Торричелли. Да, кое-что, вероятно, важное. Он считает вас хорошим католиком.

Галилей. Отец Гринбергер прекрасно знает, что мои учения не касаются религии. Просто враги действуют против меня под прикрытием религии. Хотя они следовали этой тактике с самого начала, и теперь, после нескольких десятилетий коварных интриг, им удалось привлечь на свою сторону церковь — против меня и против науки, — тем не менее существо вопроса совершенно иное.

Торричелли. Кто же ваши действительные враги и почему они ненавидят вас?