Диалоги о математике

Галилеи. Настоящие мои враги — глупые и неспособные коллеги, псевдоученые, повторяющие Аристотеля как попугаи; они не хотят заглянуть в мой телескоп, чтобы не быть вынужденными исправлять своих заблуждавшихся учителей. Они ненавидят меня, потому что боятся подлинно научных методов. По-моему, настоящая цель философии — попять законы природы, а этого можно достичь только с помощью тщательных наблюдений, хорошо поставленных и продуманных экспериментов. Кроме того, законы природы могут быть точно выражены только с помощью математики. Но то, что мои враги называют философией, — всего лишь стрельба друг в друга цитатами из Аристотеля.

Торричелли. Непостижимо, как можно стремиться понять природу и в то же время отказываться от научных методов. Несомненно, все достоверное в учении Аристотеля было сформулировано им или другими греческими учеными с помощью того же научного метода.

Галилей. Яне боюсь утверждать, что если бы Аристотель был жив сейчас, то даже он был бы против псевдонаучной игры его словами. Но не забывайте, что мои враги не желают понять природу, они интересуются не наукой, а только возможностью нарядиться в мантию ученого и получать хорошую плату. Их интриги против меня стали обычным явлением; я уже привык, что не могу ни написать, ни сказать ничего без их нападок. Они предпочитают интригу научному поиску и преуспели в этом. Беда в том, что они мешают моей работе. Я бесполезно растратил свои лучшие годы, защищаясь от обвинений и лжи, теперь я уже старый человек, а книга, над которой я думал все эти годы, еще не написана.

Торричелли. Приняв наш план, вы смогли бы написать работу, которую так долго ожидают все, кто по-настоящему интересуется наукой. Я не понимаю, почему вы не хотите выбраться из такой недостойной вас ситуации: Вы не можете ожидать ничего хорошего от своих врагов, а ваши друзья не способны ничего сделать для вас. Во что же вы все еще верите?

Галилей. Я верю в торжество справедливости. Представь себе, на самом деле они даже не знают того, в чем обвиняют меня. «Диалог», одобренный самим папой, я, как и полагается, представил цензору. Его должным образом рассмотрели всесторонне и разрешили публикацию. Говорят, цензору не хватило осторожности и он не должен был давать разрешение на публикацию этой работы. Но это не мое дело, да и что они сделают со мной? Конечно, они могут запретить «Диалог», который я действительно не помню, так как написал его очень давно. Если они решат сжечь мой «Диалог», я не знаю, где они найдут хотя бы один экземпляр. Хорошо, если они отпечатают его еще раз, чтобы иметь что сжигать. В противном случае они даже не смогут доказать ошибку цензора. Я строго придерживался инструкций кардинала Беллармини не проповедовать учение Коперника. В своем «Диалоге» я совершенно объективно раскрыл все аргументы в защиту системы Коперника и те, которые, кажется, выступают против нее. Любой, кто читает мой «Диалог», видит, что я представил аргументы в пользу неподвижности Земли гораздо более сильные, чем это смог бы сделать любой из моих невежественных врагов, отрицающих учение Коперника. И не моя вина, если эти аргументы оказались неубедительными. И пусть тот, кому хочется пристыдить меня, найдет лучшие доказательства неподвижности Земли. До сих пор, однако, во время допросов у меня не было возможности говорить об этом. Всякий раз они заставляли меня замолчать и снова и снова спрашивали, почему я не напомнил цензору, что еще в 1616 году Священная конгрегация имела дело с этим вопросом. Какая нелепость — цензор должен был знать об этом лучше меня. Оказывается, я должен был рассказать цензору о том, что сказал мне Беллармини 16 лет назад. Но он только познакомил меня с решением Священной конгрегации. Затем они спрашивали, говорил ли Беллармини только о том, что я не должен проповедовать учение Коперника, или еще и о том, что я не должен вообще обсуждать это учение. Однако о том, что я не должен никак обсуждать Коперника, он мне не говорил. У меня в руках есть еще не использованный козырь. Эю письмо от Беллармини, в котором он касается нашего разговора. В нем упоминается только о том, что я не доло/сен защищать теорию Коперника.

Синьора Никколини. А если ваши враги представят документы, в которых будет утверждаться противоположное? Что вы будете делать?

Галилей. Таких документов не существует.