Я говорю: «Юрий Петрович, давайте все-таки с вами по-честному. Как я буду выступать сейчас, зная, что вы его уволите? Как я буду читать после этого? Ну дайте мне слово, ради бога, что вы его не выгоните! Напишите ему выговор, всё что угодно… Человек же чувствует свою вину. Ну, бывает… С вами ничего подобного, что ли, не бывало? Да с каждым может такое случиться». – «Ну ладно. Только вы не предупреждайте его. Пусть помучается хоть немножко». И так я вышел вместо Высоцкого. Сейчас трудно представить – никто не ушел. А на следующем спектакле я был, и слава богу, всё прошло замечательно. Но приказ об отчислении артиста Высоцкого в театре повисел, конечно, немножко…
Волков:
У них с Любимовым, конечно, были особые отношения. Высоцкого Любимов понимал и любил, но трудно ему было. И потом театр роптал, как всегда в таких случаях: почему Высоцкому спускают то, что никому другому не спустили бы?Евтушенко:
А я не слышал, чтоб кто-то роптал из актеров. Мне кажется, этого не было.Волков:
Все понимали, что Высоцкий театру нужен?Евтушенко:
Любили его, любили… Он для всех что-то означал, многое очень. Я уверен даже, что не было какой-то там кампании внутри театра, чтобы его уволить. Все-таки он был гордостью театра.Волков:
На знамени Таганки – два человека: Любимов и Высоцкий.Евтушенко:
Да.Стравинский
Волков:
А вот интересно – когда вы встречались со Стравинским, вы фамилию Шостаковича произносили в разговоре?Евтушенко:
Нет. Нет. Мы о поэзии говорили. Я ему читал стихи.Волков:
Где это было? В Нью-Йорке или в Калифорнии?Евтушенко:
У него. В Калифорнии. Я хотел познакомиться с ним.Волков:
А кто вас привел к Стравинскому?Евтушенко:
Альберт Тодд. Но таких больших разговоров, как с Шостаковичем, не было у нас.Волков:
Я понимаю. Но меня интересует, спорили ли вы со Стравинским о Шостаковиче? Не может же быть, чтобы вы совсем ничего не сказали Стравинскому про Тринадцатую симфонию?Евтушенко:
Может, может быть. Я сейчас могу вам соврать, но зачем, если я не помню просто. Я помню, что он мне сказал про мое стихотворение «Граждане, послушайте меня…», это меня поразило. У меня есть такие строчки в этом стихотворении:Там сидит солдат на бочкотаре.Прикоснулся чубом он к гитаре,пальцами растерянно мудря.Это суперстроки! Но их никто не заметил никогда. Помните, был такой роман – «Братья Земганно»? Братьев Гонкур?
Волков:
Помню, про акробатов.Евтушенко:
Да! И когда они там делают трюк какой-то высочайший – никто не замечает. Вот и у меня никто не заметил. А Стравинский подскочил даже: «Ох, как вкусно!» Вот это я помню.Волков:
Да, типичный Стравинский. А как Вера Артуровна отреагировала, жена его?Евтушенко:
Стихи им обоим понравились. А вот о музыке – я не помню, чтобы мы говорили.Волков:
Веру Артуровну всегда называли русской красавицей – при том что в ней не было ни капли русской крови. Я познакомился с ней в Нью-Йорке, она читала мемуары Шостаковича в рукописи.Евтушенко:
Хочу вам сказать одну вещь – я никогда не был таким уж большим поклонником Стравинского. Он просто эффектный, красивый композитор, с моей точки зрения.Волков:
Мой самый любимый композитор.Евтушенко:
Да? Ну, может, я чего-то не расслышал в нем. Это бывает, это индивидуально же, правда?Волков:
Конечно. Но без Стравинского не было бы музыки ХХ века.Евтушенко:
Вот вы задыхаетесь от восторга по поводу стихов Бродского, а я совершенно холодно к ним отношусь. К этим вот, которые вы читали: «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…»Волков:
Бродский не случайно не любил Шостаковича и был большим поклонником Стравинского. При том что Шостакович за него заступался, помогал вызволить его из ссылки.Евтушенко:
Вот видите, как это бывает. Но это ничего не означает. Самое главное: даже если я ошибаюсь, это не означает, что вы не ошибаетесь.Волков:
Тут вообще ни о каких ошибках речь не идет. Просто разные вкусы. Как говорит мой нью-йоркский друг, замечательный художник Гриша Брускин, «истина кипариса не отменяет истины яблони».Евтушенко:
А что самое лучшее у Стравинского?Волков:
«Симфония псалмов».Евтушенко:
Я никогда ее не слышал.Волков:
Послушайте, не пожалеете.Жак Брель, Марлен Дитрих и другие
Евтушенко:
Давайте я вам расскажу о Жаке Бреле.