Евтушенко:
В Москве, они приехали на сельскохозяйственную выставку. Она была старшей манекенщицей, между прочим. И я в нее влюбился. А потом я долетел до Урала и повернул в Вильнюс, к ней. И прожил там с ней некоторое время. И вдруг однажды – мы курили оба, тогда все курили – я полез в ее сумочку, которая стояла у кровати, чтоб достать сигарету, и вдруг увидел там расшифрованную телеграмму. Расшифрованную ее каллиграфическим почерком. А когда она вошла с завтраком – европейская женщина, первая в моей жизни, которая подавала мне завтрак в постель, что мне, конечно, очень нравилось, – она рассказала мне свою историю.У нее была на Западе родственница-миллионерша. И модель мою вызвали в КГБ и сказали: вы единственная наследница, и, если вы подписываете с нами соглашение о сотрудничестве, конкретно о том, что вы получите тридцать процентов от наследства, мы вам поможем всё оформить – остальное будет наше. Короче говоря, они ее в некоторых случаях использовали: приезжали какие-то важные гости из-за границы, особенно из литовской эмиграции, она их сопровождала – ну, типа эскорта – и докладывала о них. А потом говорят: «Мы слышали, что вы любите стихи Евтушенко». Она сказала: «Йа отчень льюблу его стихи». – «Ну вот видите. Это хороший поэт. Мы тоже ценим его талант. Сейчас он впал в депрессию. А вы такая красивая женщина… Надо вернуть его к жизни. Так что ничего дурного сделать вас не просим». И потом она мне прочла – хотя я и сам уже прочел, хотя мне было страшно это читать, – что было в ее расшифровке. Там было написано так: «Продолжайте наблюдение за порученным вам объектом. Постарайтесь внушить ему оптимизм и отвлечь его от мыслей о самоубийстве. Нам очень нравится то, что он, согласно вашим сведениям, хорошо говорит о Никите Сергеевиче Хрущеве. Постарайтесь поддерживать его в этом отношении, потому что критика товарища Хрущева была направлена не на уничтожение его как поэта и вообще их поколения, а на то, чтобы они работали с большей отдачей для родины». То есть она им, видимо, писала, что я хвалил ей Хрущева. А я никогда с ней не разговаривал о Хрущеве, это всё она придумала.
Волков:
Евгений Саныч, ну что может быть лучше в этом сюжете? К вам КГБ послал литовскую манекенщицу, чтобы она вас развлекла, отвлекла и привела в оптимистическое состояние духа. И всё за счет КГБ!Евтушенко:
Все-таки это было ужасно! Неужели вы не понимаете?Волков:
Не понимаю.Евтушенко:
Ну представьте себя в этой роли.Волков:
По-моему, это прекрасно!Евтушенко:
Если вам просто подкладывают – даже хорошую – женщину… все равно!Волков:
Подкладывают хорошую женщину, господи!Евтушенко:
Все равно! Я не мог уже ее любить, к сожалению.Волков:
Нет, вы были чересчур строги все-таки, наверное.Евтушенко:
Ну как строги! Это неприятно!Волков:
Я пытаюсь напрячься и вообразить, почему это неприятно!Евтушенко:
Я написал стихи потом.Вот с вами женщина в постеливам что-то шепчет еле-еле.В ее глазах такая качка…А может быть, она – стукачка?Ну, и что тут хорошего?
Волков:
Она же хотела вам помочь! Она только хорошего вам хотела.Не хорошего – идейного, а хорошего – просто хорошего…
Евтушенко:
Ну все равно это что-то липкое! Это не так должно быть.Волков:
Евгений Саныч, она как женщина была хороша собой?Евтушенко:
Очень!Волков:
Ну вот! О чем речь?Евтушенко:
И между прочим, кончилось-то всё плохо. Это случилось довольно скоро. Она вышла замуж за балетмейстера, нашего балетмейстера. Его пригласили в Югославию работать. И там произошла странная история: автокатастрофа, и погибла только она. А в машине были еще ее сын и муж.Волков:
Вот это действительно довольно подозрительно и прискорбно.Случайные связи