Диалоги снаружи и внутри

Весны и лунной одури слияние. Как будто кровь
отхлынет от лица,
сойдет с небес лиловое сияние на ветки, наши веки
и сердца.

Не легок на подъем теперь, с годами я

(налог на прегрешения таков).
Но вновь затеет май свои гадания сиреневою
массой лепестков.

Не все приметы верные сбываются: ромашки лгут

и тешится Таро.
Но куст зацвел – дыхание сбивается,
проснулся бес и просится в ребро.

Тесей

Боги ли шепнули мне: «Беги!», я ль решил,
что сделать это вправе…
Долог путь к известности и славе – коротки
к бесславию шаги.

Уходя, тебя на берегу спящей, беззащитною оставлю.

И хотя еще себя прославлю, оправдаться так и не смогу.

Образ твой сумею сохранить – сгубленной запомню,

неповинной.
Свяжет нас незримой пуповиной та твоя
спасительная нить.

Оттого что стихнут голоса или пустота возникнет рядом,

Ты очнешься и тревожно взглядом черные догонишь
паруса.

Потрясенно выдохнешь: злодей, раненой волчицею

завоешь.
Быть неблагодарными – всего лишь качество
врожденное людей.

Все как есть покажется игрой, выдумкой никчемной

и нескладной.
То, как поступлю я с Ариадной, эллины простят,
ведь я – герой.

Венера

Дождь за окнами. Прохлада. Под охраной, в тишине
Спит античная Эллада, улыбается во сне.

В зал войду, еще не зная, что пойму я наконец:

это вечности связная, это гения гонец.

И растроганное зренье затуманится слегка,

лишь известное творенье вынырнет издалека.

Изменяются манеры и ваянья, и письма.

И прообразы Венеры обновляются весьма.

Паву высечет земную чья-то юная рука.

Только сердце ждет иную, пережившую века.

И понятнее, чем прежде, и заметней станет вдруг:

это памятник надежде без одежды и без рук.

Нет, она, прошу прощенья, никакой не идеал.

Это веры воплощенье в неживой материал.

Славься, каторга исканий, вся в мозолях, и в крови, —

та, что высекла из камня искру вечную любви!

В ресторанчике приморском

В ресторанчике приморском, на терраске,
где прохладно ближе к вечеру и сыро,
пивом пенным я смывал дневные дрязги,
пыль дорожную и все обиды мира.

Я проматывал открыто, без утайки,

состояние души пивным бокалом.
И глядел, как непоседливые чайки
режут небо по немыслимым лекалам.

Над акациями ветер поднимался

и сгущалось и темнело голубое…

И все лучше, все яснее понимался

ровный говор черноморского прибоя.

Ночные страхи