Диалоги снаружи и внутри

Я два и два сложил, я их связал и стопку бросил
в угол по привычке.
Душа теперь похожа на вокзал, куда не ходят даже
электрички.

Тут залы ожидания в пыли, а живопись на стенах

коридора
причудливей фантазии Дали, разнузданнее кисти
Сальвадора.

Умолкла безалаберная речь, ушла она с букетами,

вещами.
Ни сладкого тепла счастливых встреч, ни слез тебе,
ни трепета прощаний.

Ослеп, оглох и онемел перрон, и рельсы

обленившиеся ржавы.
И сумрачно, как после похорон судьбы, любви,
надежды и державы.

Фантом

В темных стеклах отражаясь, я, не зная почему,
вдруг испытываю жалость к силуэту своему.

Тот, с фигурой вроде груши в опечаленном окне,

измочаленный, обрюзгший, обращается ко мне,

затерявшемуся в дымке, толще льда, толпе планет.

К человеку-невидимке: голос есть, а сути нет.

Сам по себе

Я сам по себе. И не ваш, и ничей.
Я беглый, как этот весенний ручей.
Свобода, свобода и только свобода —
от края оврага и до небосвода.

Рассыплется снег и пригреет едва,

как пустится в пляс молодая трава.
Кленовые почки возьмут и взорвутся —
со стаями строчки на зов отзовутся.

Я сам по себе. И ничей. И не ваш.

Весна это мой заполошный реванш.
На солнце земля сгоряча задымится.
В ночи соловей невзначай затомится.

И месяц потянется, легкий и тонкий,

чтоб мальчик полез целоваться к девчонке.
И ты непременно со мною поладишь,
коль из-под скорлупки проклюнется ландыш.

Я сам по себе. Я почти что ничей,

тебя не считая, детей и врачей.
Еще не считая, конечно, внучат,
которые ножками в двери стучат.

Еще – моложавых, но ржавых друзей,

которым пора к ротозею в музей.
Еще не считая России и Крыма.
И жизни, которая неповторима.

Только на рассвете

Говорят, что только на рассвете смерть и незаметна,
и легка.
Широко забрасывает сети в этот час недобрая рука.
Небосвод под утро пуст и бледен, как бумаги
девственный листок.
На слова беспомощные беден заревом не тронутый
восток.

Лишь на миг забудутся сиделки, от ночных забот

едва дыша,
тут же вдоль обоев и побелки проскользнет
незримая душа,
не смущая жалобами близких, и пока восток едва
белес,
невзначай уходит, по-английски, под покров
надгробий и берез.

…Долго наблюдал я, как светало. Разливалось утро,

как река.
Только что-то вдруг затрепетало и, как моль,
коснулось потолка.

В кругу многоликих теней Валентина Беляева. г. Воронеж

Мир литературы огромен, поэтому я работаю в поэзии, прозе и публицистике. Выпустила несколько книг. Произведения всех трех жанров печатаются, я получаю воодушевляющие отклики читателей и пишу дальше. Отдаю себе отчет в том, что моя поэзия относится к стилю ретро, который не считаю предосудительным или отжившим.

Представление образов в глазах мужчины в моих стихах может казаться странным, но, как мне видится, его мир более масштабен, хотя бы потому, что Женщина самой природой ощущает себя неуязвимой лишь за его надежной спиной.