091 Владимиру Волегову
Счастливый Пушкин не встречал
смиренной нежности красоток,
чей взор, загадочен и кроток,
Volegov бегло набросал,
с лукавой искрою ответа
на предложение руки
и всех сокровищниц поэта,
благоразумью вопреки…
Художник, милый, напишите
Дантесам женщину свою,
дуэли — кистью отмените,
казните вздорного судью,
переиначьте нам сюжеты
реки, которой нет черней,
кавалергарды и поэты
неравны в табели людей!
Хотя… у бездны русских лет
на них — её иконы свет.
092 Две Дульсинеи
Две Дульсинеи, две заботы
его стремительных кистей…
Ну, где вы, славные Кихоты?!
Пора, пора седлать коней!
Пока их минули печали
в безмерном гомоне людском,
пока глаза не засверкали
предусмотрительным венцом.
И, пусть, откажут недотроги
тореадорам молодым,
дай им, Господь, избрать дороги
по сказкам девичьим своим!
093 Дети и река
Идиллий чистые природы
и, берегами, дач наплыв,
где гости, сёла разорив,
о местном сведущи народе,
как обратившем свой колхоз
в сараи, пьянство и навоз.
Так нам вещают из картин
философических глубин
знатоки жизни — сценаристы,
что плебсы призваны развлечь.
Но, здесь, звучит иная речь
на тёплой отмели лучистой,
и нам — Европы пишет кисть:
— Ведь, это прелесть, согласись!
Я обещал и, вот, смотри,
как славно щиплют пескари
нам пальцы…
— Ах, mon cher ami!
Как это мило, что madame
нам от уроков фортепьян
сюда позволила спуститься!
Как я хотела б здесь родиться
или бывать все лета тут…
и, право, жаль, что нас — зовут…
094 «Золотой день»
Он пишет богову невесту,
предоставляя нам решать,
как, не придав значенья жесту,
в полотнах грации искать.
Здесь, будто, музы равно, щедро
вплели в каноны красоты
и зрелость розы откровенной
и целомудрия цветы,
и нежность самой тихой лиры,
что, вряд ли, слышна молодым,
как будто день, как мера мира,
не может быть не золотым.
095 К радости
Недурно в скверную погодку,
приметив утром васильки,
вообразить себе красотку,
фривольным шуткам вопреки.
Без сарафанного фольклора
и драпировок из парчи,
не Галатею, не Аврору,
а собеседницу почти,
внимать её улыбке милой
и, по капризам озорным,
накинуть планы тихих лилий
на фиолетный лета дым…
Так, неизвестные науке
мистификации кистей
кладут палитровые звуки
на оду «К радости» людей.
096 Картахены
Катона вспомнят сюзерены,
пусть эра новая придёт,
падут и третьи Карфагены,
когда настанет их черёд!
Но, прежде, сини этих далей
и бездны лютой глубины
заполнит варварство баталий,
которым, кровью, нет цены.
Мы — здесь, у грани разрушенья,
где сотен тёмных образов
ещё молитвы о спасенье
пронзают дуги парусов,
но, ядра, выше душ летают…
Художник! Смилуйся! Постой!
Они же, все — земли мечтают,
а не победы роковой!
И кисти брошены в бессилье,
лишь, веку, в знамени холста,
цвет Арагона и Кастильи
взамен Бургундского креста.
097 Контрасты
О, эта дама знает толк
в контрастах грубости и неги,
не усадить её в телеги,
но, на воде…
Ласкает шёлк
обводы линий вожделенья,
она случайное явленье
среди натруженных бортов,
не знавших юбок и зонтов
ещё от мира сотворенья,
и, кто, счастливец — наблюдать
её стихию молодую,
чтобы владычицу босую
своей судьбою полагать!
098 Красное — Белое
Как точно можно передать,
что, независимо от цвета,
в который женщина одета,
её мечта — интриговать!
Что профиль Белой, сотворит
забот не менее, чем Красной,
колен владелицы опасной,
чей взгляд недоброе сулит
тому, кто вздумает претить…
Мне, эту пару, не забыть…
Боюсь, что женщина одна
на полотне отражена…
099 Крупный план
Здесь непогоде повезло
застать художника в работе
и обрело волшебство плоти
её высокое чело.
Так настигают времена,
когда цинизм защиты тает –
где день без солнца не бывает,
там жизнь без женщины черна…
когда б не путали, порой,
интрижки случай роковой
и жребий спутницы на пѝки
не одолённого пути,
которым век не подойти,
но… как иначе видеть Лики
и час земной благословить
когда почудилось — любить.
***
А, в целом, милые цветы,
где нам — удел второго плана,
сюжеты новой бондианы
и гибель грёзы наготы
от пули полного болвана.
100 Монолог куклы S.Dali
— С ума сойти! Все пишут женщин!
Что ни художник, то — Brando!
Какого чёрта вы, милейший,
не родились полвека до,
когда б мы, только в Барселоне,
для ваших чуднейших фигур
имели дюжину салонов
с наимоднейшим брендом «Surr»!
Мой мальчик, дамы злоязыки,
я сам, за ними, мелкий плут!
Не смейте к паре нас, великих,
тащить табунный Голливуд,
где, все, шаблонами избиты,
там спят и видят славы путь,
как из банально знаменитых
в Volegov-podium шагнуть!
Я — Salvador! Усвой, же, это!
Сумей талант не распылять!
Найдутся тысячи сонетов
тебя на розы вдохновлять,
но, будешь… принят лично Богом,
когда, преемственность храня,
дерзнёшь лепить меня с Ван-Гогом
или Ван-Гога и меня.
101 Настенное
Кому цифирей ровный стих,
где роскошь тёмная пшеницы
на голубые льётся ситцы
её наивностей живых,
её непознанных роскошеств
и нераспущенной косы
среди потеряннейших множеств
копировальной полосы.
Декабрь южного разлива,
как тёплой кисти благодать,
где чуда смеем ли желать,
пока глаза для красок живы!
И, вряд ли, стоит день иной
минуты прелести такой.