Диана де Пуатье

Кардинал Карафа 5 сентября в Антибе вместе с войсками, посланными Францией, сел на галеру капитана Полена, барона де Ла Гарда. Эскадра высадила пассажиров в Чивитавеккии. На обратном пути она угодила в сильную бурю. Галеры укрылись на Корсике, точнее на побережье Сен-Флоран. И тут, рассказывает Брантом, Полен увидел, как мимо идут «одиннадцать больших кораблей, отлично оснащенных для войны и везущих 6000 испанцев в Италию, с тем чтобы высадить их в Генуе»^[491]. Барон бросил против них свои галеры. Он захватил и потопил один корабль, другой ожидала та же участь, а остальные поспешили прочь. Из тех, кого пошвыряли в море, «большинство утонули, и лишь немногих спасшихся заковали в железо».

Диана не замедлила узнать об этом пленении от своего родственника Шарля де Леви, барона де Шарлюса — он был сыном Жана де Леви и Франсуазы де Пуатье, тетки Дианы. Как великий распорядитель и управляющий вод и лесов, благодаря королевской милости, барон пользовался привилегией располагать львиной долей добычи с вражеских кораблей. Диана, полагая, что это касается и экипажей кораблей, захваченных Поленом де Ла Гардом, обратилась с этим вопросом к королю. Генрих II, писала она своему кузену^[492], дал согласие на то, чтобы пленников, которых герцогиня называет «рабами», продали тому, кто предложит наиболее выгодную цену: можно предложить их генуэзцам, союзникам Испании, или же капитанам галер, предлагающим за каждого гребца по 25 экю, что в целом за 480 мужчин составит 12 тысяч экю. Но главнокомандующий короля на Корсике Джордано Орсини предложил индивидуальную оплату в 40 экю. Оставалось лишь выбрать наиболее щедрого покупателя, поскольку турецкий султан, по-видимому, тоже был заинтересован в покупке пленников, а сделка с ним могла оказаться весьма выгодной: среди несчастных узников, возможно, были и турки, ранее захваченные испанцами. Как бы то ни было, Диана напоминала, что выручка от продажи «рабов» принадлежит ей: «Деньги, которые вы получите, прикажите, коли сие осуществимо, переправить через банк, дабы вам не пришлось беспокоиться о самоличной их доставке». А свою спешку с этим вопросом она оправдывала желанием использовать означенные деньги для выкупа сына Шарлюса, угодившего в плен в Германии: «Я сделаю все возможное для скорейшего его выкупа».

Как и следовало ожидать, вскоре в Италии началась война. После того как 27 июля консистория прокляла Карла V и Филиппа II, герцог Альба Фердинанд Альварес де Толедо, вице-король Неаполя, стал готовить ответные действия. Он предупредил Павла IV, что сделает все от него зависящее, дабы воспрепятствовать захвату Неаполитанского королевства французскими солдатами. 1 сентября он перешел границу Папской области во главе 12 тысяч пеших солдат и 1500 кавалеристов. Армия быстро продвигалась вперед, поджигая, грабя, насилуя и сея на своем пути ужас^[493].

Тем временем в Нидерландах Карл V заканчивал подготовку к уходу со сцены. Он передал императорские регалии своему сыну Филиппу, назначенному постоянным викарием Италии, дабы те были вручены Фердинанду Австрийскому. Карл сел на корабль 12 сентября вместе с сестрами — вдовствующими королевами Марией Венгерской и Элеонорой Французской, а 28 сентября суда бросили якорь в Лоредо, на астурийском берегу, откуда Карлу предстояло направиться в свое последнее пристанище — монастырь Юст, где он затворился с 3 февраля 1557 года и пребывал до дня смерти, 21 сентября 1558 года^[494].

Став единоличным вершителем дел империи, Филипп проявил свой истинный характер — вдумчивый, методичный и суровый. Он тщательно изучал донесения, приходившие из Рима. Поскольку он не проявлял ни малейшего снисхождения, разгневанный папа объявил его «гнилым отростком Христианства», обозвав при этом «мелким негодяем».

Герцог Альба тем не менее продолжал двигаться к Риму. Замки, конфискованные у семьи Колонна, распахнули перед ним ворота. Перепуганные папа и его племянники молили Генриха II прийти на помощь. После бурных обсуждений 5 октября в Совете король пообещал отправить армию из 500 копейщиков и 10 тысяч швейцарцев. Принимая это важное решение, Генрих пренебрег доводами Монморанси, осуждавшего возобновление войны. Воинствующая партия Гизов одержала полную победу. Королева, едва успев оправиться от крайне мучительных родов, объявила прибывшему ко двору нунцию Чезаре Бранкаччио, что ее муж не изменит решения. Екатерина радовалась, ибо рассчитывала извлечь выгоду из новой кампании Пьеро Строцци и вернуть себе тосканские владения, а также герцогство Урбино, некогда принадлежавшее ее отцу: герцог Гвидобальдо делла Ровере был бы таким образом наказан за то, что встал на сторону Фарнезе, которых Франция теперь почитала предателями.