Торжественный въезд императора в Париж состоялся 4 января 1540 года. Роскошно одетый дофин скакал рядом с Карлом V, а тот, соблюдая траур по усопшей супруге, был облачен в строгий черный костюм. Над ним возвышался балдахин с вышитым золотым орлом. А впереди ехал коннетабль, высоко над головой подняв обнаженную королевскую шпагу[234]
.Эта церемония как будто отмечала триумф партии мира, которую в тот момент составляли Монморанси, герцогиня д’Этамп, герцог Карл Орлеанский, но также дофин и Диана. В Валансьене принцы простились с Карлом V 24 января и получили великолепные брильянты, а коннетабль — бесценный изумруд. Император обещал решить вопрос о герцогстве Миланском к полному удовлетворению короля, как только накажет своих непокорных подданных. Но стоило Карлу V подавить мятеж, как выяснилось, что он передумал. 2 апреля 1540 года последовало контрпредложение: император соглашался выдать свою дочь Марию за герцога Орлеанского, а в приданое дать Нидерланды, Бургундию и Шароле. О том, чтобы вернуть королю Милан, и речи не шло, более того, Карл V уточнял, что Савойя и Пьемонт должны вновь отойти герцогу Савойскому, их законному владельцу[235]
.Удивление короля сменилось возмущением, едва он осознал, что император хочет не только лишить его всех завоеваний, но и восстановить герцогство Бургундское, что стало бы серьезной угрозой интересам Франции: можно было предвидеть, что, когда дофин станет королем после смерти отца, его брат Карл развяжет междоусобную войну. Франциск, не желая признать, что его обманули, в апреле начал переговоры. Но Монморанси, постоянно советовавший королю примириться с императором, все более отодвигался в тень и был лишен суперинтендантства. Впрочем, Диана немилости избежала: король продемонстрировал это, проведя переговоры в Ане 5 и 6 мая 1540 года[236]
.Намечающийся разрыв между Францией и империей радовал короля Англии Генриха VIII, а также протестантских князей Германии, вольные города, республику Венецию и даже Святейшего папу, ибо все они опасались усиления могущества императора после заключения им союза с Францией. 1 июня 1540 года, опубликовав новый, весьма суровый эдикт против протестантов, Франциск I показал, что способен по собственной инициативе, не ожидая советов из-за границы, наказывать преступников, злоумышляющих против его власти и безопасности государства. Накануне, 31 мая, он назначил специальную комиссию в парламенте Экса, повелев возбудить дело против водуазцев[237]
.Такая демонстрация строгой ортодоксии не помешала заключению 17 июля 1540 года союза между Франциском I и Вильгельмом IV де Ла Марком, герцогом Гельдернским и Клевским и одним из вождей немецких протестантов[238]
. Это произошло в Ане у Дианы, чья старшая дочь Франсуаза годом ранее вышла замуж за Робера IV де Ла Марка, у которого были общие предки с герцогами Клевскими.Герцог пообещал предоставить солдат, а король согласился отдать в залог будущего альянса руку своей племянницы Жанны д’Альбре: брачный контракт даже был составлен, к великой досаде короля Наваррского Генриха д’Альбре и его жены Маргариты, ибо они хотели выдать дочь за Филиппа Испанского, наследника Карла V. Заключение этого брака, связующего де Ла Марков родственными узами с королевским домом, вызывало у Дианы законную гордость, тем более что сестра герцога Клевского Анна за год до того стала королевой Англии. Правда, она недолго просидела на троне (всего шесть месяцев), а потом развод по обоюдному согласию позволил Генриху VIII жениться в пятый раз — на Екатерине Говард, дочери одного из своих советников.
После недолгого пребывания в Ане король направился в свой нормандский замок Ватвиль, а оттуда поехал осматривать работы в порту Вильфрансуаз-де-Грас (иначе говоря — Кале), а также укрепления, строительством которых руководил генуэзский военный инженер Жеро Беллармато[239]
. Тем временем на Нормандию обрушилась страшная жара, не спадавшая до конца августа, что вызвало эпидемию дизентерии. Болезнь не минула и короля. А Генрих д’Альбре, и без того хворавший из-за планов насильственного замужества дочери, едва не умер. Дофин тоже не избег общей участи и, по-видимому, перенес болезнь тяжелее других, судя по тому, как преданно за ним ухаживала Диана. Память об этом эпизоде увековечена в анонимном стихотворении, написанном позже, в 1547 году, по восшествии Генриха II на престол: