Дьявол

На обратном пути посольство повстречалось в Сен-Кентене с курьерами короля, сообщившими, что нетерпеливый монарх покинул Компьен и уже ожидает их в Нуайоне. Было шестое октября, и Балю известил коннетабля, что Людовик прибудет в Перонну, по всей вероятности, дня через три, а потому тотчас же надо отдать приказ о наступлении Вильдта. Оливер испытывал страшное волнение, по мере того как они приближались к маленькому городку у пикардийской границы. Он одновременно и боялся и жаждал встречи с королем. Эта противоречивость, которую он сам едва понимал, сообщала его действиям колеблющийся характер и мешала ему принять определенное решение в ту или другую сторону; к тому же у него не было сил прислушиваться к своей совести, так была она отягощена. Совесть требовала от него ясного и точного расчета — мера за меру и вина за вину. Он думал про себя, что найдет любовника Анны, человека с настороженной совестью, автора поразительной приписки. Он надеялся отделаться от него одним махом, чтобы стряхнуть с себя свою слепую склонность к королю, стать свободным, холодным и идти своим путем.

Но он нашел только политика, великого игрока и человека тонких комбинаций. Он не услышал ни единого слова об Анне, ни одного слова о напряженности взаимных чувств. Он даже ка замечал ни разу, чтобы всепроникающие глаза Людовика были на него направлены. И он с какой-то беспощадностью, почти с ненавистью, искал опасности.

— С ведома ли вашего величества, — спросил он в одну из тех редких минут, когда остался с королем наедине, — с ведома ли вашего величества его высокопреосвященство отказался от охранной герцогской грамоты для вас?

— Да, конечно, — ответил Людовик.

Оливер замолчал, подавленный. Он искал причин душевного отчуждения между ним и королем; он испугался, потому что ему почудилось, что король стал ему непонятен и даже до жуткости чужд, в то время как его собственная душа стала теперь для короля более ясной, чем когда-либо. Он также чувствовал, что король лишил его прежнего своего доверия не бессознательно, в пылу большой политической игры, но преднамеренно, и что эта перемена произошла или в связи с определенными переживаниями во время его отсутствия, или вследствие предчувствия его измены.

Восьмого октября вечером прибыли они в Сен-Кентен. Во время своего путешествия Оливер напрасно пытался поговорить с королем наедине и убедить его в необходимости взять с собою коннетабля в Перонну; кардинал и герцог Бурбонский[45], зять короля, который должен был в качестве единственной владетельной особы придать блеск довольно скромной свите короля, не отходил от Людовика ни на шаг.

Тристан, ехавший рядом с Оливером и наблюдавший за ним, заметил ему со своей дьявольской насмешливостью:

— А у вас, мейстер, по-видимому, ревнивая натура. Предоставьте вы им короля хоть на время. Любовь к вам государя все равно обеспечена, вам и вашей…

— Ради вашей виселицы, господин Тристан! — резко перебил его Оливер. — Повесьте на нее ваши шутки, они плохи. Заодно повесьте и обоих этих болтунов, которые поистине мешают мне хоть сколько-нибудь исправить неосторожность короля.

— Хо-хо, сьер Ле Мовэ, — засмеялся палач, — большим господам рубят голову, это вы должны были бы знать. Болтливость, правда, является подчас достаточным к тому основанием, но и желание исправлять ошибки королей иной раз также. Пусть его величество будет неосторожным, если это ему угодно.

— А беду расхлебывать придется нам, — ворчливо добавил Жан де Бон, ехавший рядом. — Я вполне понимаю ваше дурное настроение, мейстер Оливер: потому что, как вам известно, эта прогулка и мне мало нравится.

Неккер умолк. Перед городскими воротами король был встречен коннетаблем и магистратом. Людовик, не любивший церемоний, сделал лишь небольшую остановку и указал графу Сен-Полю место рядом с собой. Оливер понял, что надо держаться как можно ближе, чтобы хоть сколько-нибудь уловить их разговор. Король заявил, что на следующий день он желает прибыть в Перонну.

— Ваше величество, конечно, не приказываете мне присоединиться к вашей свите при моих теперешних отношениях с герцогом? — сказал коннетабль.

Оливер пришпорил лошадь и тотчас же так затянул удила, что лошадь встала на дыбы. Король и придворные обернулись, а мейстер как бы нечаянно протиснулся между Людовиком и Сен-Полем.

— Простите за беспокойство, государь, — сказал он и посмотрел на короля; когда он поворачивал свою лошадь назад, Людовик слегка улыбнулся.

— Государь, — поспешил сказать кардинал, — по всем впечатлениям, полученным мною в Перонне, я полагаю, что коннетаблю лучше не присутствовать при встрече. Мейстер Оливер может меня в этом поддержать.

Король, обернувшись, снова увидел прежний взгляд Неккера, почтительно прошептавшего:

— Я ни в коем случае не решусь противоречить его высокопреосвященству.

Король опять улыбнулся, потом он произнес после короткого раздумья:

— Я об этом подумаю, Сен-Поль, и дам вам ответ завтра утром.

Коннетабль заговорил с оттенком неудовольствия в голосе.