Они решили взять на день передышку от подарков и родни и отправились за город на длинную прогулку с пикником. Несмотря на все старания, обоим было немного грустно и немного тревожно. Атмосфера Грядущей Свадьбы давила на обоих: когда они соприкасались руками, между ними словно пробегал ток, но, глядя друг на друга, они испытывали странное чувство. Накануне Терри ходила по магазинам и устала, и ей хотелось бы, чтобы Роджер шагал помедленнее. Роджер гадал, в самом ли деле явится шестой шафер – тот, который служил в морской пехоте. Кроме того, ему не давали покоя мрачные подозрения насчет того, как поведет себя свидетель, когда дойдет до таких устаревших обычаев, как рис и туфли. Оба были уверены, что любят друг друга, уверены настолько, что захотели пожениться. Но, как ни странно, разговор они вели отчужденно-любезный.
Благодаря пикнику что-то изменилось, как и благодаря возможности спокойно побыть вдвоем. Но они забыли соль, а Терри натерла пятку. Когда Роджер достал трубку, выяснилось, что табаку не хватит, даже чтобы как следует набить ее. И все же ветер был прохладным, земля приятной, и они, сидя спинами к серому валуну посреди зеленого поля, начали мыслить свободнее. Ток, протекающий по их соединенным рукам, усиливался, и еще минута-другая – и они стали бы прежними, какими всегда знали друг друга.
Пожалуй, только по досадной случайности Роджер выбрал именно этот момент, чтобы рассказать историю о муравьеде.
Он выколотил трубку и вдруг улыбнулся каким-то своим мыслям. У Терри екнуло сердце, на языке вдруг возникла сладость – каким юным и насмешливым он всегда выглядел, когда улыбался! Она улыбнулась в ответ, и все ее лицо переменилось.
– Что такое, милый? – спросила она.
Он рассмеялся.
– Да ничего, – ответил он. – Просто вспомнилось кое-что. Ты никогда не слышала историю о муравьеде?
Она покачала головой.
– Так вот… – начал он. – Но ты наверняка слышала – неужели нет? Ну так вот, был на Юге один городок…
– …И хитрец заявил: «Да ладно, леди, никакой это не муравьед – это Эдвард!» – торжествующе закончил он несколько минут спустя. И, не удержавшись, рассмеялся – глупая байка всякий раз смешила его, несмотря на всю ее давность. А потом взглянул на Терри и увидел, что она не смеется.
– Что такое, в чем дело? – машинально спросил он. – Тебе холодно, дорогая, или?..
Она выдернула свою уж слишком напряженную руку из его ладони.
– Нет, – ответила она, глядя прямо перед собой. – Я в порядке. Спасибо.
Он внимательно смотрел на нее. Перед ним был человек, которого он прежде никогда не видел.
– Что ж… – растерянно пробормотал он, – что ж… – потом он сжал губы, выпятил подбородок и тоже засмотрелся вдаль.
Терри украдкой взглянула на него. Было ужасно и отвратительно видеть, как он сидит рядом, такой мрачный и отчужденный. Ей хотелось заговорить, кинуться к нему, заверить: «О, это я во всем виновата, это я!» – позволить себе роскошь этих слов. Но тут она вспомнила муравьеда, и ее сердце ожесточилось.
Дело даже не в том, строго сказала себе она, что эта история неприлична. Нет, она не такая, а если бы и была такой, разве они не собирались всегда вести себя откровенно и раскрепощенно друг с другом в подобных ситуациях? Однако история была того рода, какие она всегда терпеть не могла, – жестокая и… да, пошлая. И даже не с толикой здоровой пошлости – пошлая безо всяких оправдывающих эпитетов. Он должен был знать, как ненавистны ей подобные истории. Должен был знать!
Если любовь значит хоть что-нибудь, как пишут в книгах, она означает умение понимать другого, ведь так? А если не понимаешь другого в такой малости, какой же тогда будет дальнейшая жизнь? Любовь подобна новенькому серебряному доллару – блестящему, незапятнанному и цельному. Компромиссы в любви просто невозможны.
Все эти спутанные, но пылкие мысли вспыхивали у нее в голове. Вместе с тем она понимала, что устала, растеряна, издергана и что натертая пятка – маленький очаг острой боли. А потом Роджер заговорил.
– Жаль, что ты сочла мою историю настолько неинтересной, – произнес он принужденно, с оттенком обиды и упрека. – Если бы я знал, что ты так отнесешься к ней, я постарался бы рассказать что-нибудь более забавное… пусть даже мы бы говорили…
Он осекся, повернув к ней застывшее лицо. Она почувствовала, как мышцы ее собственного лица напряглись и застыли в ответ.
– Уверяю тебя, я нисколько не была шокирована, – произнесла она так же натянуто. – Просто сочла рассказ не очень забавным. Вот и все.
– Понятно. Что ж, прошу простить меня за оплошность, – заключил он и снова обратил взгляд на пейзаж.
Пульс гневно забился у нее на запястье. Что-то пострадало, что-то нарушилось. Если бы он только повел себя как прежний Роджер и поцеловал ее вместо всех этих слов… что ж, теперь это его вина.
– Да, мне он показался нисколько не забавным, – заявила она голосом, резкость которого удивила ее, – если уж хочешь знать. Только довольно жестоким, заурядным, и… да, бедный негр…