Дьявол и Дэниэл Уэбстер

– Слушай, малый, не хочу, чтобы ты зазнался, но ты хорошо поработал. Так что просто запомни. Смотри, чтобы никто не помешал тебе пойти в университет штата. Тебе там понравится.

Мистер Грант услышал его, засмеялся и сказал:

– Знаешь, Питерс, я никого не переманиваю, но твой брат вполне может подумать о каком-нибудь из восточных колледжей.

Прямо как во сне, когда можешь делать что угодно. Это было замечательно.

Только Хелен там не было, потому что пришли одни старшие девчонки. Я успел отойти к ней на минутку после игры, и с ней все было в порядке, но нам досталась всего минута. А я хотел рассказать ей и про того здоровенного форварда из Сент-Мэтьюза и… да обо всем. Ну хочется же поговорить толком со своей девушкой.

Родители очень радовались, но им надо было на какую-то большую вечеринку в загородный клуб. А Керри собрался к Шейле Коу. Но мистер Грант пообещал подбросить меня до дома на своей машине и сдержал обещание. Он классный. Все шутил, что я баскетбольный вундеркинд, и шутки тоже были отличными. Я ничего не имел против. Но все равно, когда я пожелал ему спокойной ночи и ушел в дом, то почувствовал себя выжатым.

Я знал, что назавтра буду уставшим, но мне пока не спалось. Слишком перевозбудился. Хотелось с кем-нибудь поболтать. Я побродил по нижним комнатам, гадая, легла ли уже Ида. Оказалось, легла, но оставила на кухонном столе под крышкой половину шоколадного торта и записку на нем: «Поздравления мистеру Чарльзу Питерсу». Что ж, ужасно мило с ее стороны, немного торта я съел. Потом включил радио, поймал сигналы времени – одиннадцать, – и какую-то ритмичную музыку. Но завалиться спать мне по-прежнему не хотелось.

Вот я и подумал, не позвонить ли Хелен, а потом – что она, наверное, уже спит, значит, к телефону подойдут Хильда или миссис Шэрон и рассердятся. А потом подумал – ну, в общем, что мог бы выйти и прогуляться вокруг квартала, дойти до ее дома и посмотреть на него. Мне все равно требовался свежий воздух, а это было бы немного похоже на встречу с Хелен.

Так я и сделал, а ночь была роскошная, прохладная и звездная, так что я вышагивал и чувствовал себя по-королевски. Весь низ дома Шэронов был темным, но одно окно наверху светилось. Я увидел, что это ее окно, прошел по подъездной дорожке и свистнул один раз – этот свист у нас был условным. И я не надеялся, что она услышит.

Но она услышала и выглянула в окно, улыбаясь. Потом жестом показала, что сейчас спустится к боковой двери.

Честно скажу, у меня захватило дух, когда я ее увидел. Она была в такой желтой штуке поверх ночной одежды и выглядела такой симпатичной. И ноги были симпатичные в шлепанцах. Не хватало еще плюшевой зверюшки, как у малышей, – так по-детски она выглядела. Понимаю, входить в дом мне не следовало. Но мы ни о чем таком не думали, просто были рады видеть друг друга. Мы ведь еще даже не успели обсудить игру.

Мы устроились перед камином в гостиной, Хелен сбегала на кухню и принесла нам молока с печеньем. Вообще-то есть я не хотел, но это было все равно что в том доме, когда мы ели с ней вдвоем. Мистер и миссис Шэрон тоже уехали в загородный клуб, так что мы никому не мешали, ничего такого. А свет мы выключили потому, что света хватало от камина, а мистер Шэрон из тех людей, которые не выносят, когда горят лишние лампочки. Вот и отец такой же прижимистый.

Было тихо, прекрасно, огонь в камине отбрасывал тени на потолок. Мы наговорились, а потом просто сидели, зная, что мы вместе. В комнате становилось все спокойнее и спокойнее, пока я рассказывал ей про игру, возбуждение покидало меня, я просто расслабился и радовался. А потом я понял по ее дыханию, что она уснула, и обнял ее всего на минутку. Потому что это было чудесно – слышать тихое дыхание и знать, что это дышит она. Я собирался разбудить ее через минуту. И даже не сознавал, как сильно устал сам.

А потом мы снова очутились в том доме за городом, и это был наш дом, и нам следовало радоваться. Но что-то тут было не так, потому что стекла в окнах по-прежнему отсутствовали, ветер задувал в них, мы старались закрыть двери, но они не закрывались. Все это отвлекало Хелен, мы оба бегали по дому, силясь закрыть двери, нам было холодно и страшно. Потом за окнами поднялось солнце – жгучее, желтое и такое огромное, что закрыло небо. И вместе с солнцем возник ужасный рыдающий голос. Это миссис Шэрон повторяла: «О Боже мой, о Боже мой!»

Проснувшись, я некоторое время не понимал, что происходит. А потом понял, и это был кошмар. Миссис Шэрон твердила: «О Хелен… я же доверяла тебе…» – и выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок. А мистер Шэрон минуту глядел на нее с ужасным перекошенным лицом, потом произнес: «Порода сказывается», – и вид у нее стал такой, будто он ударил ее. А потом он сказал Хелен…

Не хочу вспоминать, что они говорили. Не хочу вспоминать ничего из того, что они сказали. Мистер Шэрон – нехороший человек. И она нехорошая женщина, хоть она и мать Хелен. И все-таки то, что сказал он, было еще терпимо по сравнению с тем, что сказала она.