Дьявол и Дэниэл Уэбстер

Том Кэрролл не стал напоминать, что послал телеграмму и что через Уэйнсвилл днем проходит всего один поезд. Он поцеловал в щеку взволнованную жену двоюродного брата и получил ответный поцелуй. Минни вечно волновалась и вспыхивала, была пухленькой, похожей на взволнованную малиновку на собственной свадьбе, и теперь не изменилась, если не считать седины, пылью припорошившей ее пышные неопрятные волосы; они ни разу не перебросились и тремя словами, кроме как по семейным вопросам, но тем не менее всегда целовались. Том задумался, находит ли Минни, подобно ему, это обстоятельство странным. Но конечно, не следовало об этом задумываться, особенно сейчас.

– Как тетушка Эмми? – спросил Джерри Пай тревожным тоном, будто он только что вернулся после длительного отсутствия. – Никаких изменений?

– Нет, дорогой, – серьезно ответила Минни. – С ней все по-прежнему. Она чудо. Сейчас с ней миссис Робинсон и миссис Бейч. Кузен Том, не забывайте: все мы должны быть очень любезны с миссис Бейч.

– Однажды я приспособил такую штуку, чтобы стучать ей в окно издалека, – задумчиво сообщил Том Кэрролл. – Но с тех пор больше так не делал. Это было тридцать лет назад.

Малиновка Минни на миг была потрясена, потом просияла.

– И правильно, – откликнулась она. – Все мы должны поддержать тетушку Эмми. А теперь, если вы готовы зайти… – она посторонилась.

Худощавая и невысокая, с ястребиным носом, она поднялась со стула с прямой спинкой, как только Том Кэрролл вошел.

– Добрый вечер, Томас. Рада тебя видеть здесь, – послышался ровный голос. – Думаю, ты знаком с моими добрыми соседками, миссис Бейч и миссис Робинсон.

Том Кэрролл пожал тонкие, сухие энергичные руки. Ей-богу, она чудо, думал он, хоть и слышал это от них: мне понадобились годы, чтобы отучиться от всего, к чему она приучила меня, но она удивительная. Почему бы им не дать ей побыть одной? Тетушка Эмми, тетушка Эмми, какая же ты стала маленькая! Ты стучала по моим обветренным костяшкам стальным наперстком, когда я мерз; ты окидывала меня взглядом острых и пронзительных глаз, словно водила по мне наждачной бумагой из своей шкатулки; ты не скрывала, что считала моего отца проходимцем; ты заставляла меня лгать и мошенничать из страха перед одним твоим именем – а теперь ты стала маленькой, хрупкой и старой, и никакой несправедливости не осталось на Гессиан-стрит.

Момент прошел. Том Кэрролл, спохватившись, обнаружил, что машинально отвечает на вопросы миссис Бейч, одновременно обводя взглядом комнату. Витая раковина все еще на каминной полке, а одна из синих ваз исчезла. Эта комната раньше была передней гостиной – местом вознаграждения и наказания, гостей и прохлады, самым роскошным в мире – вот эта комната с потертым ковром и громадной и зловещей мебелью из черного грецкого ореха, которую просто невозможно протащить в обычную дверь. Что же со всем этим делать, что делать? Что можно сделать с витой раковиной, чугунным дубовым листом и набором пожелтевших карточек для разбитого волшебного фонаря? Невероятно, что цивилизованные люди дорожат подобными вещами. Невероятно, что он когда-то прикладывал витую раковину к уху и в восторге затаивал дыхание, слушая море.

– Это был прямо второй дом для нас с майором. Всегда, – говорила миссис Бейч. – До сих пор слышу голос вашей дорогой бабушки перед тем, как забрали майора, когда у него были неприятности. «Элис, дитя мое, вы так молоды, – сказала она. – Но все мы, и молодые, и старые, должны нести свой крест. Майор хороший человек, он всегда будет желанным гостем на Гессиан-стрит». Майор никогда этого не забывал. С ним обошлись ужасно несправедливо, но доброту он помнил всегда. А теперь мы с Эмми последние… мы с Эмми последние…

Она стала нащупывать платок на своих обширных коленях.

– Ну-ну, миссис Бейч, – неловко отозвался Том Кэрролл, – бабушка была замечательной, это верно.

– Вы ведь даже не повидали ее, – сказала миссис Бейч зло – Том Кэрролл это заметил. – О, почему это случилось с Луизой, а не со мной? Я уже так давно готова!

Том Кэрролл почувствовал, как застыло его лицо, но нашел платок. Через минуту миссис Бейч поднялась, поразив внушительными размерами и неожиданным достоинством.

– Идем, Сара, – обратилась она к смутной фигуре в черном – миссис Робинсон. – Нам пора. Я выставила себя на посмешище. До свидания, Эмма. Фрэнк завтра привезет нас в церковь. Постарайтесь немного отдохнуть.

Минни зашептала ему, что миссис Бейч сама не своя и что кузену Тому не следует обижаться. Том Кэрролл время от времени шептал что-нибудь уместное в ответ. Он и не думал обижаться на миссис Бейч. Но шепота всегда бывало столько, что от него болела голова.

Все они остановились в узком коридоре, остальные смотрели на него.

– Можем зайти на минутку, пока никто не пришел, – шепнула Минни. – Я же знаю, кузен Том был бы не прочь…

– Разумеется, – сказал Том Кэрролл. – Спасибо, кузина Минни.