Что за настырная девчонка, эта Настя. Все-таки съездила домой за отмычками и вернулась, чтобы найти книгу Блейка, несмотря на Сонин строжайший запрет. Нужно будет серьезно поговорить с Денисом, чтобы он объяснил своей подруге всю недопустимость подобного поведения.
Соня вылезла из кровати и, нащупав тапочки, пошла к дверям. Скрежета в замочной скважине после стука двери она не слышала, значит, Настя внутри, она пришла, а не уходит.
Ну, сейчас Соня ей задаст. Как была, в пижаме, она повернула язычок замка, выскочила на площадку и, покосившись в сторону квартиры Владимира Петровича, подошла к металлической двери, на которой сиротливо болталась во второй раз отклеенная бумажка с печатью. Нет, это вообще никуда не годится.
Соня решительно рванула наружную дверь, толкнула вторую. Обе оказались незапертыми, значит, Настя действительно еще внутри. Свет в расстилавшемся перед ней коридоре, том самом, в котором стояли книжные стеллажи, не горел. Наверное, девчонка еще просто не успела его включить или хочет обойтись фонариком.
Внезапно Соня представила, как, должно быть, напугал ее приход притаившуюся внутри Настю, и, хотя девчонка заслуживала хорошенькой взбучки, Соне стало ее жалко.
— Это я, Настя, не бойся, — сказала она чуть торопливо. — Я же запретила тебе сюда приходить.
Ей никто не отвечал, и Соне вдруг стало страшно от того, что она могла ошибиться. А вдруг в квартире не Настя?
Хотя нет, Галактионовых никто не убивал, а значит, никакого преступника здесь быть не может. Родственники приехали? Тогда им нужно поскорее объяснить, что она здесь делает, да еще в пижаме.
В квартире по-прежнему было тихо, и, чтобы разогнать невольно пугавшую ее тьму, Соня протянула руку и щелкнула выключателем на стене. Электрический свет ударил по глазам, Соня несколько раз моргнула и, сфокусировав зрение, с ужасом уставилась на царящий в квартире разгром.
Все книги были сброшены с книжных стеллажей и устилали длинный коридор, как обломки невиданного кораблекрушения. Среди «обломков» неподвижно, на спине, лежал человек в замшевой куртке.
Эту куртку, дорогую, пахнущую элитным одеколоном и трубочным табаком, она узнала бы из тысячи. В коридоре галактионовской квартиры лежал Николай Модестович Ровенский. И, когда Соня, переборов ужас, подошла поближе, стало совершенно очевидно, что он мертв. В груди у профессора торчал большой нож.
Настя всегда просыпалась без будильника. Каждое утро она открывала глаза ровно в шесть пятнадцать. Другое дело, что если это случалось в выходной, то она могла блаженно закрыть глаза снова и без малейших трудностей провалиться обратно в сон.
Сегодняшний день не был исключением. Она проснулась словно от внутреннего толчка, убедилась, что часы показывают пятнадцать минут седьмого, вспомнила, что сегодня воскресенье, перевернулась на другой бок и зарылась поглубже под одеяло.
В комнате было прохладно, потому что в любую погоду она спала с открытой форточкой, как и мама, приучившая ее к свежему воздуху и прохладной температуре.
Заснуть не получалось.
В голове всплывали подробности вчерашнего дня, который Настя неожиданно провела в столь приятной компании, что ей невольно хотелось, чтобы этот день не кончался. Впрочем, и сегодняшний обещал быть не хуже. Вчера, когда Денис усаживал Настю в ее машину, он предложил ей прийти в «Буррату» на воскресный обед.
— Я завтра работаю с полудня и до восьми часов вечера. Так что приходи. Я специально для тебя приготовлю блюдо, которого нет в меню.
— Например? — счастливо засмеялась Настя.
Этот молодой мужчина постоянно заставлял ее улыбаться, хотя вроде бы и не предпринимал для этого никаких усилий.
— Например, ты когда-нибудь пробовала одно из самых изысканных блюд французской кухни, которое называется бёф бургиньон?
— В переводе с французского это просто «говядина по-бургундски». Я же не совсем темная. Хотя должна признаться, что нет, не ела.
— Вот. Я приготовлю тебе божественное мясо с гарниром из пряного картофеля, а также грибной кокот. — Он покосился на Настю и поправился: — То есть классический жюльен, конечно же. Отличная еда для последнего дня марта. Ты не находишь?
Действительно, с понедельника уже начинался апрель. Месяц, который Настя считала самым лучшим в году для предвкушения. Весны, тепла, счастья. Каждый апрель на нее нападало романтическое настроение, хотя вообще-то она была рациональна и прагматична. «Вся в мать», как любил говорить ее отчим, дядя Гоша.
вспомнила Настя одно из своих самых любимых стихотворений, которое как-то случайно обнаружила в Интернете.