Дьявол кроется в мелочах

От вызванной на место происшествия полиции Феодосию удалось отделаться только к восьми часам вечера. Следователь, который его допрашивал, никак не хотел поверить, что сидящий перед ним благополучный, чистенький и дорого одетый мужик действительно не знает, кто и за что в него стрелял. Все случившееся он считал исключительно бизнес-разборками, а все представители бизнеса явно казались ему бездельниками и подозрительными личностями. По крайней мере, сочувствия у него Лаврецкий не вызывал. Да и ладно, сдалось ему это сочувствие.

Мозг работал напряженно, как компьютер, пытаясь проанализировать данные и самостоятельно сделать вывод о том, откуда взялись неприятности, в результате которых уже во второй раз Феодосий оставался в живых исключительно чудом.

В голове что-то трещало и щелкало, и ему казалось, что еще вот-вот, и дым пойдет. От этих мозговых усилий и разговора с полицейскими и следователем и от исходящей от них вражды Феодосий к вечеру устал так, что ему казалось, что тело его состоит из чугуна.

Руки, ноги, голова — все было чугунное, неподъемное, и больше всего на свете он мечтал о том, как доберется до дома, примет душ и рухнет в постель.

— Охрану надо нанять, — буркнул Сашка Веретьев, когда они наконец-то остались в кабинете Лаврецкого вдвоем. Полицейские наконец-то уехали, сотрудники разошлись по рабочим местам, а все охи и вздохи, вызванные дневным происшествием, были уже позади, и даже новое стекло в заднюю дверь уже вставили.

— Мы с тобой, Сашок, и сами себе охрана, — попытался улыбнуться Феодосий, но налитые все тем же чугуном губы отказывались растягиваться в подобие улыбки. — Не думал я, что моя боевая юность когда-нибудь настигнет меня снова. Но ты же понимаешь, что я справлюсь.

— Против открытого нападения — несомненно. Даже если их будет четверо. — Веретьев нехорошо ухмыльнулся, и если бы потенциальный враг Феодосия сейчас видел эту ухмылку, то ему бы стало нехорошо. — Но против пули… Ты смотри, как правильно эта сволочь дислокацию выбрала. Идеальный обзор, идеальное прицеливание. Весь двор как на ладони. Ну, да ладно, эту точку я ему перекрою. Больше он туда не подойдет.

— Дома, на работе и в машине я теперь, пожалуй, в безопасности, — согласился Феодосий устало. — Но если эта гнида считает, что я буду сидеть в норе и бояться высунуть нос наружу, то он ошибается. Надо придумать, куда его выманить, и взять на живца.

— А живец — это ты? Федь, ты вообще-то всем живой нужен. И нам, и дочери твоей, и Ольге Савельевне. Ты бы лучше в другом направлении подумал. Кто это у нас такой прыткий, что средь бела дня по живым мишеням пуляет?

— Да я уже всю голову сломал. — Феодосий тяжело вздохнул и смачно выругался. — Не знаю я, Саня. Вот не знаю, и все, кому дорогу перешел.

— А надо бы узнать, — многозначительно сказал Веретьев. — А то поздно будет.

Все, что говорил сейчас Саня, было верным и правильным, но от каждого произнесенного им слова у Феодосия все сильнее болела голова. Боль эта зарождалась где-то в затылке, обручем охватывала голову, стреляла то в левую бровь, то в верхнюю челюсть, заставляя Лаврецкого невольно морщиться.

— Саня, иди домой, а, — тихо попросил он. — Я тебе обещаю, что завтра все обдумаю, и в понедельник мы вместе решим, что делать. Хорошо?

Веретьев хотел еще что-то сказать, но, бросив взгляд на друга, только вздохнул и ушел.

Ну, и хорошо. Вот и слава богу.

Оставшись один, Феодосий подошел к окну, выходящему на залитую солнцем, уже совсем весеннюю улицу, уткнулся лбом в стекло, чтобы охладить пылающую голову.

Самым поганым было то, что ему никак нельзя было сейчас ехать к Соне. Он точно знал, что если бы она сейчас была рядом, то он соображал бы гораздо лучше. И чувствовал себя лучше. Но нет, нельзя подставлять под удар еще и ее. Он давно уже предупредил ее, что сегодня не приедет, и спокойствие, с которым она отнеслась к этой информации, его и обрадовало, и испугало одновременно.

С одной стороны, он терпеть не мог женщин, которые гирями висли на ногах, да еще в самом начале отношений. С другой — ее спокойствие могло быть вызвано полным к нему безразличием, и эта мысль его огорчала. Нужно было ехать домой, но он не мог заставить себя сделать хотя бы шаг. Последствия мощного выброса адреналина, что ли?

Тело помнило, как реагировать в ситуации опасности.

В тот момент, когда он понял, что в него стреляют, голова оставалась холодной, а все действия совершались автоматически. Этот навык не терялся с годами, но свое состояние сейчас, когда опасность уже миновала, Феодосию не нравилось. Стареет он, что ли. На этой мысли он не выдержал, рассмеялся, потому что, как все здоровые сорокадвухлетние мужики, считал рассуждения о возрасте глупыми и лишними.

Сдернув со спинки кресла куртку, он во второй уже раз за сегодняшний день вышел из кабинета, сбежал по лестнице, на мгновение помедлил перед дверью на задний двор и тут же выругался про себя.

Глупости, он не будет бояться.