— Я решила не медлить, — объяснила она. — Я знала, что ты догадаешься набрать 01, поэтому побежала за одеялом. Это моя квартира, здесь все напоминает о маме и папе, и я старалась спасти то, что мне дорого. У меня получилось, только линолеум немного прогорел. Жалко, я только в прошлом году сделала ремонт.
Она опустилась на корточки, погладила рукой черную, отчаянно воняющую дыру в полу и вдруг заплакала, громко, навзрыд, как плачут дети.
— Я постелю тебе новый линолеум. Прямо завтра, с утра. Только не плачь. — Феодосий принялся целовать ее покрытое слезами лицо. Губы его становились все настойчивее, потому что он не мог удержаться, такие сильные чувства она в нем вызывала.
— А стекло? Как я буду ночевать с дыркой в окне?
— А стекло вставим сегодня. Сейчас я позвоню на работу. Приедет специально обученный человек и все сделает. Вот только ночевать ты здесь не будешь. Тебе нельзя оставаться в квартире, потому что тот, кто кинул бутылку, может вернуться.
Соня посмотрела на него, и он не знал, чего больше было в ее взгляде — испуга или любопытства.
— А кто он, тот человек? — спросила она. — Я не понимаю, что вообще происходит вокруг меня. Такое чувство, что я втянута в какую-то криминальную драму, в которой мне отведена чуть ли не главная роль, но мне при этом забыли показать сценарий. Кто-то думает, что книга Блейка у меня? Но зачем тогда поджигать квартиру, ведь она может сгореть?
— А она у тебя? — зачем-то спросил Феодосий, хотя ему не было дела ни до какой книги. Единственное, что его интересовало, — это Соня.
— Разумеется, нет, — голосом оскорбленной добродетели ответила она.
— Ну, и незачем об этом думать.
Он встал и потянул ее за руку, поднимая с пола.
— Давай, собирайся. Надо позвонить Денису и рассказать ему, что случилось, а потом взять то, что тебе понадобится в ближайшие несколько дней. А я пока вызову стекольщика.
Сонин брат появился через двадцать минут, а вместе с ним девушка, с которой у него, кажется, наметился роман.
Лучший шеф-повар Лаврецкого был любвеобильным малым, и пассии у него появлялись и исчезали с регулярной периодичностью, однако сейчас, при беглом взгляде на эту пару, становилось ясно, что у них все серьезно. Серьезнее некуда. Почему-то от понимания этого факта у Феодосия поднялось настроение. У него тоже все было серьезнее некуда, и это казалось хорошим предзнаменованием.
Девушка по имени Настя квохтала вокруг Сони, ужасалась дырам в стекле и полу. Расспрашивала о деталях и восхищалась Сониной смелостью. Денис был мрачен и сосредоточен.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросил он у Лаврецкого.
Тот отрицательно покачал головой:
— Нет. Я только знаю, что за последнюю неделю Соня нашла сначала трупы двоих соседей, а потом своего научного руководителя. При этом соседи умерли естественной смертью, а руководителя кто-то зарезал. Меня дважды пытались убить, а у нее сегодня подожгли квартиру.
— Про стрельбу я слышал, — сказал Денис. — Про второй случай нет.
— Подпилили гайки на колесах машины. Думал, хулиганы, оказалось, нет.
— Считаешь, что это связано? С Соней?
— А шут его знает, — честно признался Феодосий. — Может, да. Может, нет. Но я принял меры. Разберемся.
Денис кивнул, что принял к сведению.
— Ладно, заберу пока Соню к себе, — сказал он.
В голосе его Лаврецкий расслышал легкие нотки сожаления, потому что к себе он явно планировал увезти длинноволосую красотку Настю, а сестра, пусть и горячо любимая, этим планам явно мешала.
— Расслабься. — Феодосий хлопнул Дениса по плечу. — К себе Соню забираю я. У меня дом — крепость, впрочем, ты бывал, знаешь. Там ей точно ничего угрожать не будет. Ты только дождись, пока Веретьев стекольщика пришлет и тот стекло вставит. А потом запри квартиру и езжай по своим делам спокойно. Я же вижу, у тебя планы. — Он по-доброму усмехнулся. — Вот и у меня планы. Так что, будь добр, ты уж им не мешай.
— Феодосий, — в голосе подчиненного Лаврецкий расслышал металл. Его любимый шеф-повар не был размазней, и делали его из крепкого теста, того же, что и самого Лаврецкого, — она — моя сестра, самый дорогой для меня в жизни человек. И я просто хочу, чтобы ты знал, если ты ее обидишь, тебе несдобровать.
Феодосий Лаврецкий не терпел угроз. Да и мало в его жизни было людей, которые осмеливались бы ему угрожать. Еще меньшему числу людей это сходило с рук. Но сейчас он просто посмотрел Денису Менделееву в глаза и коротко ответил:
— Я знаю.
Минут через десять они с Соней уже покидали квартиру, в которой кипела работа. Присланный стекольщик аккуратно резал стекло. Денис и Настя о чем-то шептались, видимо, строя планы на остаток вечера и ночь. От предвкушения своей ночи у Феодосия жар струился по венам.
— Все взяла? — спросил он у Сони, забирая у нее из рук маленький чемоданчик, в который она сложила одежду, вызвавшие у него бурю умиления флакончики и какие-то папки, видимо, для занятий.
— Да, все. На пару дней хватит. А потом я все-таки надеюсь вернуться. Феодосий, я же смогу вернуться в свою квартиру? — Она тревожно заглянула в его глаза. — Меня же не вынудят сбежать из собственного дома.