Дьявол кроется в мелочах

— Ну, пока она не моя жена, но обязательно ею будет, — серьезно сказал Феодосий, а Соня почувствовала, что у нее запылали уши. — А пока Соня — моя невеста. Надеюсь, возражений нет?

— Ура-а-а, у нас будет свадьба. — Девочка запрыгала от радости на одной ножке. — И белое длинное платье я помогу Соне выбирать, и фату. И у папы будет жена, и у нас настоящая семья. Здорово.

От Наташиного энтузиазма Соне отчего-то было грустно. Девочка явно страдала от того, что жила без мамы, только с папой и бабушкой, но при этом не скучала по матери, а была готова заменить ее на постороннюю женщину уже в первый день знакомства.

Вспоминая своих родителей, Соня не верила, что такое вообще возможно.

Уже в постели она поделилась своими мыслями с Феодосием.

— Нина никогда не хотела иметь ребенка, — объяснил тот. — Она родила Наташку только потому, что я настаивал, умолял, унижался, обещал о ней заботиться и всячески помогать. Тогда еще в планах Нины не было развода, она собиралась сохранять свой семейный статус и выжать из него максимум материальной выгоды. Так что можно сказать, что Наташку я купил, как если бы Нина была не родной, а суррогатной матерью. Она не много времени проводила с дочерью. Материнство ее тяготило, и Наташка была для нее скорее средством достижения целей. С ее помощью она могла из меня веревки вить. А что при этом думает или чувствует родной ребенок, ее никогда не волновало.

— А если она захочет вернуться? Или вернуть Наташу?

Феодосий нехорошо усмехнулся.

— У нее ничего не выйдет, — жестко сказал он. — На меня работают хорошие юристы, поэтому у Нины больше нет никаких прав на дочь. По крайней мере, до тех пор, пока я жив. И хватит об этом. У нас есть более приятные темы для разговора. — И он притянул Соню к себе и обнял так крепко, что она тут же забыла обо всем на свете, кроме его губ, рук и других, не менее важных частей крепкого, ладно скроенного мужского тела.

Так и текли дни. С утра Соня просыпалась в большой светлой спальне от поцелуя мужчины, успевшего стать самым главным в жизни. Спускалась в кухню, где у хлопочущей у плиты Ольги Савельевны уже был готов завтрак. Целовала взлохмаченную со сна Наташу.

По дороге на работу она завозила полностью поправившуюся девочку в школу, затем спешила на свои университетские пары, потом шла на курсы или ехала в офис Феодосия, где у нее были назначены занятия с его сотрудниками. При этом она обязательно забегала к Феодосию в кабинет, чтобы увидеть его улыбку, почувствовать губы на своей щеке или виске, нежное тепло ладоней на талии. Хмурость встречающей ее секретарши она замечала, но не придавала ей значения. Ну, не полтинник же она, чтобы всем нравиться.

В пятницу во второй половине дня занятий у Сони не было. Домой (надо же, как быстро она привыкла считать жилище Феодосия Лаврецкого своим домом) она особенно не торопилась, потому что сам Лаврецкий сегодняшний день проводил в командировке. Вместе с Денисом он с утра уехал в Москву — закупать оборудование для очередного нового ресторана, который он планировал открывать, и вернуться должен был не раньше полуночи.

Немного подумав, Соня решила заехать в свою квартиру, чтобы отобрать еще немного одежды.

В подъезде было тихо и почему-то сумрачно. Ну, надо же, а она уже и забыла о том, какие у них, оказывается, маленькие лестничные клетки. Да и внутри квартиры, в которой Соня провела больше тридцати лет, она то и дело натыкалась на углы, словно за четыре дня та в одночасье съежилась в размерах.

«Элементы красивой жизни, — мрачно пробормотала Соня фразу из какой-то то ли книги, то ли фильма. — Больно быстро ты, матушка, к роскоши привыкла. Гляди, как бы не пришлось потом отвыкать».

Ей действительно казалось, что вся ее прошлая жизнь с неудачным замужеством, годами одиночества, привычкой всегда и во всем полагаться только на себя осталась где-то далеко позади.

Феодосий настаивал, чтобы она бросила хотя бы одну, а лучше все свои дополнительные работы. Его расстраивало, что она «надрывается», как он это называл, но Соня отказывалась наотрез.

— Пойми, я не могу уйти из университета, — горячо объясняла она. — Это моя жизнь. Мне нравится преподавать, нравится работать со студентами. Я всегда мечтала быть преподавателем и шла к этой мечте, диссертацию писала. Не гожусь я в домохозяйки, понимаешь?

— Понимаю, — соглашался он. — Тогда курсы свои бросай. Тяжело же.

— Как я могу их бросить, если до конца потока осталось чуть меньше двух месяцев? Так никто не поступает. Мне нужно довести ребят до конца, а уже на следующий год принимать решение, брать новый поток или нет.

— Ответ — нет, — сообщил ей Феодосий.

— А в твоей фирме… ты же сам хотел, чтобы твои работники могли заниматься с хорошим преподавателем. Мы только начали. Группа такая хорошая. Им нравится, они учить язык хотят. Как мы им объясним, что учительница после первой же недели отказалась? Да еще потому, что она теперь живет с их директором и ей не нужны деньги. Феодосий, не унижай меня, я — не содержанка.