Дьявол кроется в мелочах

— Ты — не содержанка, а моя любимая женщина, — сказал он и поцеловал Соню в нос. — Ну, хотя бы от репетиторства по выходным откажись.

— Да у меня всего два ученика осталось. И то только до конца мая. С первого июня не будет у меня ни курсов, ни учеников. А пока надо выполнить все взятые на себя обязательства. Понимаешь?

Конечно, Лаврецкий ее понимал. Он и сам был таким — человеком, сшитым из чувства долга, как из одной большой, практически бескрайней простыни.

— Ладно. До первого июня потерплю, — нехотя согласился он. — Но имей в виду, что потом, когда я разберусь со всем, что происходит, я на тебе женюсь, и сначала мы уедем в свадебное путешествие, а потом ты родишь мне сына и будешь сидеть дома. По крайней мере, до тех пор, пока он не пойдет в детский сад.

От открывающихся перспектив, а точнее, от звучавшей в его голосе обыденности, с которой он говорил об этих самых перспективах, у Сони захватило дух, да так сильно, что она не обратила внимание на его намерение с чем-то там разобраться. А если бы и обратила, то особо не удивилась.

Расследование убийства Ровенского шло ни шатко ни валко. По крайней мере, так говорила Настя, регулярно расспрашивающая о следствии как у своей матери, так и у ее приятеля, полковника Бунина.

Тело профессора обещали отдать семье в ближайшие дни, и весь университет готовился к похоронам, помогая безутешной вдове Ровенского. Соня мельком видела ее на кафедре, маленькую, враз совсем постаревшую, как-то усохшую и совершенно седую. Она не смогла заставить себя к ней подойти. Несмотря на то что Ровенский был не виноват в смерти Галактионовых, Соня все равно чувствовала какую-то гадливость по отношению к своему научному руководителю и стыдилась этого чувства.

Она быстро собрала необходимые вещи, прошла по отчего-то казавшейся чужой квартире, заглянула на кухню, блестевшую новым оконным стеклом и ярким глянцем тоже нового, только на днях постеленного линолеума. Лаврецкий обещал его заменить и, конечно же, не забыл. Он никогда не забывал своих обещаний.

Соня кинула таблетку в кофемашину, нажала на кнопку. Машина зажужжала, знакомо, успокаивающе, о дно чашечки с надписью «Прага» ударила струя черного эспрессо, по кухне поплыл любимый аромат.

Соня взяла чашку, сделала глоток и вздрогнула от внезапного звонка в дверь. Это еще кто?

Она совершенно точно никого не ждала и вдруг испугалась. А что, если это пришел тот человек, который бросил ей в окно бутылку с горючей смесью? Или убийца Ровенского, который думает, что именно у нее в квартире спрятана книга Блейка?

Она отставила чашку, на цыпочках подкралась к двери и выглянула в глазок. Фу-у-у-у.

Соня рывком отперла дверь и ласково улыбнулась стоящему перед ней соседу.

— Здравствуйте, Владимир Петрович!

— Привет, Сонюшка. Пустишь?

— Да, конечно.

Она посторонилась, пропуская его в квартиру. Сосед зашел как-то боком, словно ему было неловко.

— Что же ты, Сонюшка, глаз домой не кажешь? Так сильно испугалась?

— Нет, дело не в этом, — сказала Соня. — Просто так получается, Владимир Петрович, что я переехала к своему другу.

— На время? Пока тут с убийством и с пожаром правоохранители наши не разберутся? — спросил он.

— Надеюсь, что навсегда. — Соне было немного неудобно, но она не могла сдержать ликующую улыбку, которая возникала на ее лице каждый раз, когда она думала о Феодосии Лаврецком. — Я, Владимир Петрович, замуж выхожу.

— За-а-муж… — В его прищуре появилось что-то нехорошее, волчье. — Это за того ферта, с которым я тебя в воскресенье в подъезде видел?

— Да он не ферт. Он — хороший человек. Дениса начальник. Владелец ресторанов. Например, «Бурраты», слышали, наверное?

— Что же ты, Сонечка. — Лицо соседа теперь выражало неприкрытое огорчение. — Неужели и ты на большие деньги купилась? Я же тебя знаю, девочка. Это все не для тебя. Душа твоя чистая, не сможешь ты с богатеем за деньги жить.

Соня и сердилась из-за подобной бесцеремонности, и была благодарна соседу, таким неумелым способом выражавшему заботу о ней. С момента смерти родителей он понемногу о ней заботился, делился охотничьими трофеями, чинил розетки, менял лампочки… Хороший был мужик Владимир Петрович, добрый и надежный. И сердиться на него не было никакого смысла.

— Да я же не из-за денег, — примирительно сказала она. — Понимаете, Владимир Петрович, так уж вышло, что я в него влюбилась.

Сосед, в который уже раз, поменялся в лице.

— Как это влюбилась? — спросил он. — С чего бы это?

— Ну, так бывает, Владимир Петрович, — засмеялась Соня и чмокнула соседа в щеку. — Люди иногда влюбляются друг в друга. Вы, наверное, просто не помните. Ой, извините. Я не хотела вас обидеть.

Она смутилась чуть ли не до слез и замолчала.

— Да ладно тебе, не извиняйся. — Сосед добродушно махнул рукой. — Я бобылем жил, бобылем и помру. При моей солдатской жизни никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Когда у тебя пули над головой грохочут, какая уж тут семья. Да и потом тоже… Всю жизнь как по краю. Ты мне вот что скажи, Сонюшка. Ты правда сильно его любишь?