Ришелье явился к королю с докладом и протянул ему записку, в которой подробно излагал свои планы военных операций. Людовик положил ее на стол, даже не просмотрев. Он сидел в кресле вполоборота, закинув одну ногу на другую и подперев рукой подбородок, лицо его было напряжено, а вторая рука, напротив, бессильно свесилась вдоль туловища. Кардиналу была знакома эта поза.
— Право же, ваше величество, вам не следует принимать все так близко к сердцу, — мягко сказал он.
— Девочка хочет запереть себя в монастыре, — бесцветным голосом отозвался Людовик.
— Не пристало великому королю занимать свои мысли ничтожной девчонкой, — в голосе Ришелье зазвучали металлические нотки.
Людовик резко обернулся к нему и оттопырил нижнюю губу, как избалованный ребенок. Потом лицо его приняло обычное страдальческое выражение, взгляд потух.
— Вы правы, кузен. Займемся делами.
Сквозь цветные витражи часовни струился мягкий, теплый свет. Луиза де Лафайет и отец Коссен вышли из исповедальни. Священник смотрел на девушку ласково и сострадательно.
— Теперь вы все знаете, святой отец, — сказала Луиза, искательно заглядывая ему в глаза. — Скажите же, что мне делать?
Отец Коссен подвел ее к изображению Девы Марии.
— Спросите ее, — сказал он, — и вы услышите ее ответ в своем сердце.
Луиза опустилась на колени; священник отошел в сторонку и отвернулся. Через некоторое время девушка присоединилась к нему.
— Я решилась, — тихо произнесла она. — Мне только досадно, что мой уход доставит радость моим мучителям.
— Мы должны думать о том, какие наши дела доставят радость Господу, — возразил отец Коссен. — Отрешись от злобы, ненависти и гнева, гони их из своего сердца, пусть в нем останется только любовь.
При слове «любовь» на глаза Луизы навернулись слезы; священник заметил это и погладил ее по голове.
— Твоя любовь чиста, и должна такой остаться, — наставительно сказал он. Луиза слегка покраснела. — Нет ничего сильнее такой любви. Дурные помыслы отступают перед ней, как тьма перед светом. Ты кажешься себе слабой, дочь моя, но ты сама не знаешь, насколько ты сильна. Возможно, что благодать, сошедшая на тебя, коснется и того, кого ты любишь, зажжет и в его сердце светоч любви; и тогда и на него снизойдет Господне благословение…
Они молча подошли к выходу из часовни. У кропильницы отец Коссен остановился.
— Пока ты еще здесь, дочь моя, мы должны объединить наши усилия, дабы священный союз короля и королевы укрепился и принес, наконец, долгожданный плод.
— Я молюсь об этом каждый вечер! — с жаром отвечала Луиза.
Священник улыбнулся.
— Ступайте, дитя мое, и знайте, что вы всегда найдете во мне доброго друга.
Он помолчал.
— Помните, что если меня посадят в Бастилию, вы должны будете молиться обо мне вдвойне: и как о соседе, и как о сообщнике…
Весна уже давно вступила в свои права. Деревья оделись свежей зеленой листвой; в густых кронах щебетали невидимые птахи. Королева подолгу гуляла по парку Сен-Жермена; фрейлины бегали по сочной зеленой траве, играли в кольца и в мяч. Только Луиза держалась в стороне, стояла одна на высоком берегу реки, глядя вдаль. В хорошую погоду там можно было рассмотреть два острых шпиля собора Сен-Дени, Монмартрский холм, Шайо… Если прислушаться, то ветер иногда доносил еле различимый звон колоколов, и тогда у девушки сладко трепетало сердце.
Ей показалось, что ее окликнули. Она вздрогнула, словно очнувшись ото сна, и поспешила в парк. У входа в аллею она неожиданно столкнулась с королем. Оба в растерянности остановились.
Людовик, исхудавший, осунувшийся, с набрякшими веками, молча смотрел на Луизу; в конце концов та залилась краской и опустила глаза.
— Скажи, — резко спросил король, заметно заикаясь, — если бы тебе было здесь хорошо, ты бы осталась?
Луиза не отвечала: ее щеки горели так, что на глаза выступили слезы.
Людовик вдруг порывисто схватил ее за руку:
— Поедем со мной в Версаль! Ты будешь жить там, будешь ждать меня там. Никто не посмеет тебя обидеть!
Луиза в ужасе отшатнулась от него. Побледнев, она испуганно смотрела на короля; если бы он сделал к ней хоть один шаг, она побежала бы прочь, не разбирая дороги.
Людовик сам испугался. Недоуменно смотрел на свою руку, которая посмела коснуться этого ангельского создания, словно не веря, что эта рука принадлежит ему.
— Прости, — просипел он сдавленным голосом.
Луиза поняла, чту творится в его душе. Ей было жаль этого человека и жаль себя, но все же только что пережитый страх не отпускал ее. И еще… Она поняла, что в следующий раз, возможно, и не подумает убегать…
— Вот видите, ваше величество, я должна уйти, — прошептала она еле слышно. — Если хотите, я подожду до вашего отъезда…
Людовик медленно покачал головой. Потом коротко поклонился и, не взглянув ей в глаза, пошел прочь, все ускоряя шаг.
…Девятнадцатого мая 1637 года, на церемонии пробуждения королевы, Луиза де Лафайет официально сложила с себя обязанности фрейлины. Простившись с ее величеством, она подошла к королю. По лицу Людовика текли слезы.