Людовик намеренно велел выстроить себе в Версале маленький охотничий домик, а не королевскую резиденцию. Он никогда не проводил там Совет, не вызывал министров. Королевские «апартаменты» во втором этаже состояли всего из четырех комнат: прихожей, кабинета, спальни и гардеробной. Прочие участники охот размещались в двух крошечных флигелях.
Ришелье еще никогда здесь не был. С замиранием сердца он прошел в кабинет, где его ждал Людовик в обществе Сен-Симона и своего камердинера.
Едва переступив порог, Ришелье тотчас опустился на колени.
— Встаньте, встаньте, — немедленно приказал Людовик и подошел, чтобы помочь ему подняться.
Голос Ришелье задрожал от сдерживаемых слез.
— Вы лучший из господ, — прошептал он.
Людовик тоже был растроган:
— Это вы — самый верный и любящий слуга в мире, — отвечал он. — Если бы вы проявили неуважение или неблагодарность к моей матери, я тотчас отвернулся бы от вас. Но ведь это не так.
Ришелье энергично закивал, подтверждая слова короля.
— Господин де Ришелье будет ночевать в комнате, в которой обычно останавливается граф де Суассон, — сказал Людовик камердинеру. — Ступайте и все приготовьте.
Камердинер удалился. Сен-Симон, перехватив взгляд короля, вышел за ним следом. Людовик с Ришелье остались вдвоем.
— Сир, позвольте мне удалиться в мой замок, — начал кардинал. — Я уже не молод, слаб здоровьем…
— Об этом не может быть и речи, — перебил король. — Интересы государства и мое собственное достоинство от этого пострадают. — Он говорил так, будто доказывал что-то кому-то, кого здесь сейчас не было. — Позволить вам удалиться от дел значит проявить свою слабость.
— Но…
— Я приказываю вам остаться и продолжать управлять делами, такова моя воля! — Людовик прошелся по кабинету и встал у окна, гордо выпрямив спину.
— Но сир, как посмотрит мир на ваше решение, не упрекнут ли вас в неблагодарности к матери? — смиренно пролепетал Ришелье.
— Речь идет не о моей матери, а о заговорщиках, вызвавших эту бурю, — с нажимом сказал король. — Я ими займусь… Я более обязан государству, чем моей матери, — добавил он негромко.
…Получив приглашение от короля прибыть в Версаль, Марильяк просиял и возблагодарил Господа. Однако через некоторое время королевский курьер привез новый приказ: поскольку в Версале негде разместиться, Марильяку надлежит остановиться поблизости, в деревушке Глатиньи. В Версале негде разместиться! Значит, место уже занято Ришелье. Марильяк был неглуп и не склонен к самообольщению. Он допоздна жег личные бумаги, которые могли его скомпрометировать, и прибыл в Глатиньи уже глубокой ночью.
Тем временем в Версале шел совет. Людовик кратко напомнил об интригах, которые плели против Ришелье госпожа дю Фаржи, герцог де Бельгард и некоторые другие особы, связанные с герцогом Орлеанским, однако главным виновником признал Мишеля де Марильяка. Король объявил о своем решении лишить его всех должностей и отправить в изгнание. Оставалось найти ему преемника. Ришелье предложил Шатонёфа.
Встал вопрос, как быть с Луи де Марильяком. Не прошло и двух дней, как его назначили маршалом и главнокомандующим войсками в Италии. Разумно ли сохранять за ним этот пост? Под его началом — семь тысяч солдат, набранных, в основном, в Шампани, где его любят и уважают. Очень возможно, что родственные чувства возобладают над чувством долга, и он постарается силой вернуть свободу старшему брату. В тяжелой борьбе осторожность одержала победу над щепетильностью: король подписал тайный приказ об аресте Луи де Марильяка, который надлежало исполнить маршалам Шомбергу и Ла Форсу.
Поутру в Глатиньи отправился государственный секретарь де Лавиль о-Клерк. Мишель де Марильяк слушал мессу. Когда, скрипнув, раскрылась дверь часовни, священник замолчал, уставившись на вошедшего. Марильяк с трудом поднялся с колен.
— Вы позволите нам закончить? — спросил он у Лавиль о-Клерка. Тот смутился и вышел.
Когда служба была окончена, Марильяк пригласил госсекретаря пройти с ним в комнату, извлек из сундучка шкатулку с государственными печатями и передал ему, потом снял с шеи ключ от шкатулки, с которым никогда не расставался, и тоже отдал. В этот момент в комнату вошли гвардейцы и встали по обе стороны от дверей. Марильяк вздрогнул и затравленно посмотрел на Лавиль о-Клерка.
— Вас сопроводят до места, назначенного вам для проживания королем, — постарался тот ободрить старика.
Марильяк вышел, слегка тряся головой.
«Место, назначенное королем», оказалось неблизким — опального министра отвезли в Нормандию, в Кан, и посадили в тюрьму. По дороге его бдительно охраняли: даже нужду ему приходилось справлять в присутствии конвоира.
Лавиль о-Клерк отправился дальше, в Париж, чтобы сообщить о решении короля Марии Медичи и получить ее одобрение.
Принесенное им известие как громом поразило весь двор, предававшийся ликованию.
— Я немедленно еду к королю! — воскликнула Мария. — Закладывайте карету!
— Не стоит, — остановил ее Лавиль о-Клерк. — Король уже выехал из Версаля и с часу на час будет здесь.