Для начала Минни и Гарри показали ей Чикаго. Огромные здания и роскошные особняки, которыми изобиловал город, возбудили в ее душе благоговейный трепет, но его постоянная, похожая на сумеречность задымленность и вездесущие кучи гниющего мусора вызвали у нее отвращение. Холмс повез сестер на скотобойни «Юнион», где гид провел их в самый центр бойни. Он просил их смотреть под ноги и соблюдать осторожность при ходьбе, чтобы не поскользнуться на влажном и липком от крови полу. Они наблюдали, как свиней одну за другой опрокидывали на спину и они с визгом опускались на канате вниз, где находились забойные камеры и где мужчины, ловко орудуя ножами, покрытыми запекшейся кровью, перерезали свиньям горло. После этого свиней – некоторые из них были еще живые – погружали в чан с кипящей водой, а затем с их туш соскабливалась щетина и собиралась в емкости, установленные под столами, на которых производилось скобление туш. Каждая обработанная таким образом туша передавалась с одного участка на другой, где раздельщики, залитые с головы до ног кровью, делали монотонные движения ножами, и по мере перехода туши с участка на участок куски мяса падали на столы с глухим чавкающим звуком. Холмс застыл на месте; Минни и Анна стояли, пораженные и испуганные, однако испытывая при этом какое-то странное удовлетворение от того, насколько четко и эффективно работала эта машина смерти. То, что они увидели на скотопрогонных дворах, как бы просуммировало все, что Анна слышала о Чикаго и о неудержимом, даже яростном устремлении этого города к достижению богатства и мощи.
Грандиозная выставка была следующим объектом экскурсии. Они проехали по Аллее Л вдоль Шестьдесят третьей улицы. Перед тем как заехать на территорию выставки, поезд прошел мимо арены Буффало Билла «Дикий Запад». С возвышающейся эстакады им были видны земляной пол арены и окружающие ее стулья амфитеатра. Увидели они и лошадей, и буйволов, и настоящий почтовый дилижанс. Поезд проходил по насыпи, возвышающейся над забором выставки, а затем спустился, подъезжая к вокзалу, расположенному позади павильона «Транспорт». Братец Гарри заплатил за входные билеты для всех; каждый билет стоил пятьдесят центов. Даже Холмс не смог пройти через ярмарочный турникет без билета.
Естественно, «Транспорт» был первым павильоном, который они осмотрели. Они увидели экспозицию «Идеал промышленности», устроенную компанией «Пульман» и дающую подробное представление об устройстве моногорода Пульман, который компания представила как рай для рабочих. В пристройке к павильону, набитому вагонами и локомотивами, они прошли вдоль всего полного состава, в точности дублирующего поезд транспортной компании «Ол-Пулман Нью-Йорк и Чикаго лимитед», с плюшевыми сиденьями и ковровыми дорожками, сверкающими стеклами и стенами, обшитыми полированным деревом. В секции компании «Инман лайн» [186]
им пришлось задирать головы, чтобы рассмотреть полномасштабный океанский лайнер в разрезе, представший перед ними. Из павильона они вышли через огромную Золотую дверь дугообразной формы, выглядевшую на светло-красном фасаде как позолоченная радуга.И вот теперь впервые за все время пребывания на выставке у Анны возникло чувство реальности – она поняла ее истинное величие и масштаб. Впереди лежал широкий бульвар, который слева огибал лагуну и омываемый ею Лесистый остров, а по его правую сторону виднелись высокие фасады павильонов «Горное дело. Добыча полезных ископаемых» и «Электричество». Вдалеке она увидела несущийся на большой скорости поезд, полностью электрифицированный, курсирующий по периметру парка. А совсем рядом по гладкой поверхности лагуны бесшумно скользили корабли с электрическими моторами. В дальнем конце бульвара неясно вырисовывался пейзаж, похожий на крутой откос, типичный для Скалистых гор, а перед ним возвышался павильон «Изготовление продукции. Основы научных знаний». Белые чайки скользили на фоне его фасада. Павильон был настолько громадным, что Анна, глядя на него, не верила тому, что видит. Холмс и Минни, выбравшие его следующим для осмотра, повели Анну туда. То, что она увидела внутри павильона, ее потрясло – изнутри он казался больше, чем снаружи – но не оставалось ничего другого, как поверить своим глазам.