Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса

Сначала был обед из нескольких блюд, с вином, сигарами, кофе и коньяком. За одним из столов сидел тридцатитрехлетний инженер из Питтсбурга, который управлял компанией по инспектированию стальных конструкций, имевшей филиалы в Нью-Йорке и Чикаго; эта компания уже заключила контракт с выставкой на инспектирование конструктивных элементов из стали, используемых при строительстве. У него было угловатое лицо, черные волосы, черные усы и темные глаза; их взгляд был таким, какой вскоре стал востребованным в промышленности, только что созданной Томасом Эдисоном. У него был вид «явно располагающего к себе и общительного человека, обладающего тонким чувством юмора, – писали о нем те, кто с ним работал. – На всех встречах и собраниях он моментально становился центром притяжения, отлично владел словом и постоянно имел наготове веселые анекдоты и случаи из жизни».

Подобно другим членам Клуба субботних вечерних встреч, он ожидал услышать, что думает Бернэм о проблемах строительства практически целого города, да еще и в такой короткий период времени, однако Бернэм его удивил. После утверждения, что «архитекторы Америки покрыли себя славой», создав такие проекты выставки, Бернэм упрекнул отечественных инженеров-строителей в том, что они не смогли подняться до того блистательного уровня, которого достигли архитекторы. Инженеры, с явным упреком заявил Бернэм, «внесли мало или вообще не внесли ничего в применение новых приемов или демонстрацию их возможностей для современного производства в Америке».

Неодобрительный ропот прозвучал в зале.

«Необходимо найти какую-то свойственную только нам особенность, – продолжал Бернэм, – что-то, что позволит нам позиционировать себя с помощью Всемирной Колумбовой выставки, как это сделала для Франции Эйфелева башня на Парижской выставке».

«Но это не должна быть башня, – добавил он. – Башня – это неоригинально. Эйфель уже построил башню. Что-то громадное тоже не пойдет. Если американские инженеры хотят поддержать свой престиж и положение в мире, необходимо спроектировать и построить что-то новое, оригинальное, смелое и уникальное».

Некоторые из инженеров восприняли его слова как оскорбительные, другие решили, что у Бернэма есть основания, чтобы высказать такое мнение. А вот инженер из Питтсбурга почувствовал себя «уязвленным до глубины души правдивостью того, что сказал Бернэм».

Он сидел среди своих коллег, обдумывая только что услышанное, и вдруг в его голове неожиданно возникла идея, как будто вдохновение внезапно посетило его. Как он говорил, эта идея посетила его не в форме импульса, создавшего в его сознании нечто полуоформленное – перед его мысленным взором возникла полностью, до мельчайших деталей законченная конструкция. Он мог рассмотреть и потрогать ее; мог слышать, как она движется на фоне неба.

Времени оставалось совсем мало, но если он поспешит с чертежами и сможет убедить Комитет демонстрационных метод и средств выставки в осуществимости своей идеи, то, по его убеждению, выставка сможет наверняка обойти Эйфеля. И разве то, что произошло с Эйфелем, не может произойти с ним? Он был уверен, что его ждет удача.

* * *

Выступить в Клубе субботних вечерних встреч и в открытую побранить его членов за их неспособность было для Бернэма чем-то вроде приятной перемены обстановки, потому что столкновения по вопросам, связанным с выставкой, неизбежно требовали постоянной сдержанности, в особенности если он выступал по различным вопросам выставки против многочисленных комитетов, количество которых, между прочим, непрерывно росло. Это походило на непрерывный викторианский менуэт с его фальшивой грациозностью и к тому же отнимало кучу времени. Ему были необходимы более широкие полномочия, но не ради придания большей важности собственному «я», а ради выставки. Он понимал, что если скорость процесса принятия решений не увеличится, то работы по строительству выставки безнадежно отстанут от графика, и пока что препятствия эффективной работе становились более труднопреодолимыми, а число их постоянно росло. Сокращающийся бюджет Выставочной компании явился причиной перевода ее взаимоотношений с Национальной комиссией на более низкий уровень: противником в споре стал генеральный директор Девис, настаивавший на том, что любые новые поступления федеральных денег должны контролироваться его комиссией. В этой комиссии, казалось, каждый день создавались новые подразделения, возглавляемые начальниками, которым надо было платить – самого Девиса, годовая зарплата которого по сегодняшним меркам составляла около 60 тысяч долларов, называли «смотрителем за овцами» – и каждый начальник вновь созданного подразделения требовал предоставления ему каких-либо юридических полномочий, которые, по мысли Бернэма, были закреплены за ним. Но Девис считал иначе.