Дьявол в мелочах

На этом конфликт исчерпан. Ильич возвращается к изучению журнала, шепотки так и не умолкают, а я сажусь обратно за последнюю парту. Кажется, Соня оборачивается ко мне. Кажется потому, что я не смотрю. Натягиваю капюшон пониже. В уши вставляю капли наушников. Ильич уже выполнил свою миссию на сегодня, потому вряд ли станет докапываться снова.

А Рождественская пусть смотрит, сколько влезет. Я же решил оставаться в стороне — значит, отступать от этого решения не стану.

— Не занято?

— Нет.

Не сразу понимаю, что Соня обращается ко мне. Стоит рядом, держа поднос с какой-то едой и опять улыбается.

— Я спросить хотела.

Она выглядит смущенной. Оборачивается на оклик, заправляет волосы за ухо. Качает головой в ответ на вопрос подруги и, будто решившись, устраивается напротив меня. Мне приходится сложить руки на груди, надвинуть капюшон на глаза, как будто это может помочь мне спрятаться от ее взгляда. А в нем что-то такое, чему я даже названия дать не могу. Никто и никогда не смотрел на меня так. Будто ей действительно не все равно.

— Спрашивай и проваливай.

Улыбка сходит с ее лица, а я, мысленно чертыхнувшись, в последний момент успеваю сдержаться и не извиниться за то, что сказал. Ей действительно лучше свалить ко всем чертям. Чем дальше от меня — тем лучше. И мне, и ей.

— У тебя с Ильичом не ладится.

— Наблюдательная.

— Почему? Мне кажется, он к тебе несправедлив.

К еде она так и не притрагивается. Салат в пластиковой коробке и сок сиротливо стоят на подносе, и я перевожу взгляд на них, чтобы отвлечься и не пялиться на девчонку напротив. Какое ей до меня дело? Или сейчас выяснится, что она подослана каким-нибудь муд*ком, с которым встречается и который попросил ее надо мной поприкалываться? В это поверю гораздо охотнее, чем в то, что ей не пофиг.

— У него спросить не пробовала?

Поджимает губы. Сначала теряется, но потом решительно отодвигает поднос и, облокотившись на столик, подается ко мне.

— Я помочь хочу.

Заявляет слишком уверенно, чтобы у меня остались сомнения в том, что она реально думает, будто мне это нужно.

— Кому?

— Тебе.

— По-твоему, я нуждаюсь в том, чтобы ты мне помогала?

— А нет?

— Нет.

— Окей.

Выдыхает резко, как будто желает избавиться с этим выдохом от чего-то, что ей мешает. А я отвожу глаза. Потому что мне вдруг становится жизненно важным продлить этот разговор хотя бы на несколько секунд. А она так и сидит рядом со мной, и мне кажется, что сейчас на нас направлены все взгляды в этом гребаном кафе.

— Я просто хотела рассказать, как мы обычно решаем такие примеры. Хотя, твой способ кажется мне более удобным и быстрым.

— Я в курсе, как вы их решаете.

— Тогда зачем делаешь по-своему?

— Потому что мой способ кажется мне более удобным и быстрым.

— Но у тебя двойка в четверти вырисовывается.

И откуда знает это? Следит за тем, кто какие отметки получает?

— А мне насрать.

— Грубо.

— Жизненно и искренне.

— Ты всегда такой? Со всеми?

— Какой?

— Угрюмый и озлобленный.

Я перевожу на нее взгляд, начиная испытывать какое-то уродливое желание рассмеяться. Нет, она это сейчас серьезно? Если Соня в курсе моих оценок, то, наверное, и в курсе того, что среди одноклассников я своего рода изгой. Никто не хочет со мной общаться, а я этому только рад.

Например, пару лет назад Саврасов пустил слух, что свою мать убил я. За это я сломал ему челюсть, был поставлен на учет в детскую комнату полиции, и обрел себе врага на весь оставшийся период обучения. А заодно и одноклассников, которые с тех пор повально меня возненавидели. Интересно, где была в этот момент Рождественская? Выходила покурить?

Собственные мысли кажутся мне невеселой шуткой, от чего я растягиваю губы в улыбке. А Соня смотрит на меня выжидательно. Как будто реально ждет, что я отвечу на ее дурацкий вопрос.

— Да. Я всегда такой. И со всеми. Потому вставай и проваливай.

— Зачем ты так?

— Как?

— Я ведь тебе ничего плохого не сделала.

— А мы разве об этом?

— Нет. И все же.

Она словно сомневается в том, что все сделала правильно. А я мысленно едва не вою. Пусть уже оторвет свою задницу от стула и вернется к своим подружкам, с которыми они перемоют мне кости. Лишь бы только больше не чувствовать тонкий аромат ее духов. Не смотреть на нее, понимая, что вот она — София Рождественская сидит рядом со мной и мы ведем вполне себе человеческий диалог.

Молчит, и я молчу тоже. Только встречаю ее взгляд, теперь уже без желания отвести глаза. За эти бесконечные несколько секунд, кажется, между нами устанавливается какая-то связь. Демоны внутри меня рвутся наружу, к ней. Я так и вижу, как они прикасаются к ее коже, оставляя на ней грязные отпечатки, которые она не сможет отмыть никогда. И сейчас мне хочется этого. Увидеть, как София Рождественская становится запачканной мною. У меня от этой картины едва член не встает, настолько острое возбуждение я испытываю.

А потом все заканчивается. Она просто поднимается и уходит. Оставляя поднос с нетронутой едой на столе. Не возвращается к своим подружкам, просто выходит из школьного кафе и мне напоминанием остается только шлейф ее духов. Который я жадно вдыхаю, раздувая ноздри.