Дьявол в музыке (ЛП)

Антонио Фарезе («Тонио»), «глаза» маэстро Донати в 1821 г.

Себастьяно Борда, «глаза» маэстро Донати в 1825 г.

Гастон де ла Марк, любитель музыки, учёный-дилетант

Британские путешественники в Ломбардии

Джулиан Кестрель, джентльмен

Томас Стоукс, также известный как «Брокер», его камердинер

Дункан МакГрегор, друг мистера Кестреля, хирург

Достопочтенный Беверли Сент-Карр, молодой человек, совершающий гранд-тур

Хьюго Флетчер, его наставник

Жители Соладжио

Фридрих фон Краусс, командир гарнизона

Бенедетто Руга, мэр (подеста)

Дон Кристофоро, приходской священник

Луиджи Куриони, доктор

Марианна Фраскани, владелица «Соловья»

Роза Фраскани, её дочь

Прочие

Джан Галеаццо Раверси, миланский граф, друг Лодовико Мальвецци

Камилло Пальмиери, семейный поверенный Мальвецци

Альфонсо Гримани, полицейский чиновник (комиссарио)

Паоло Занетти, его секретарь и переводчик

Часть 1. Март 1821

Мой князь со мной играет зло.

Когда пою я перед ним,

Он расправляет мне крыло

И рабством тешится моим. Уильям Блейк, «Песня»^[2]

Глава 1

Лодовико Мальвецци размашисто написал своё имя на листе и откинувшись назад, перечитал послание.

Кастелло-Мальвецци

13 марта 1821

Синьора

Мой сын, как и подобает, передал ваше письмо мне. Ваши призывы не тронули ни его, ни меня. Я клянусь Богом и Мадонной, что вы никогда не увидите Никколо и Бьянку, и не сможете поддерживать с ними связь до тех пор, пока остаётесь с синьором Валериано. Я полагаю, вы знаете, что я не бросаю слов на ветер.

Вы говорите, что они – ваши дети, и что из милосердия к ним, если не к вам, я не должен отрывать их от матери. Я говорю, что теперь у них есть лишь один родитель, который не опозорил их, – мой сын. Боже мой, неужели вы думаете, что я позволю любимым внукам – плоти от моей плоти, моим единственным наследникам – попасть в руки женщины, что запятнала своё имя? Моё единственное утешение состоит в том, что вы пребываете в положении, благодаря которому не можете произвести на свет ублюдков, что будут приходится моим детям братьями или сёстрами.

Я должен был догадаться, что как только Ринальдо вернётся из путешествия, вы окружите его своими мольбами и доводами. Я знаю, что вы и ваш друг набрались достаточно наглости, чтобы поселиться на другом берегу озера (я использую слово «друг» не из уважения к вашим чувствам, но потому что называть его «любовником» было бы противоестественно). Ваши надежды тщетны, а ваш приезд из Венеции – бесплоден. Вы не увидитесь с Ринальдо, а мои слуги знают, что любой, кто впустит вас в мой дом или скажет вам хоть слово о детях, испытает на себе всю тяжесть моего неудовольствия.

Если эта кара кажется вам чрезмерно суровой, спросите себя – а лучше спросите священника – соответствует ли она тому, что вы сотворили. В этом мире никогда не поздно покаяться. Отвергните синьора Валериано и вернитесь к моему сыну. Иначе ваши дети будут для вас так же мертвы, как если бы вы похоронили их своими руками.

Остающийся, к своему вечному позору и сожалению, вашим свёкром