Лодовико удовлетворённо улыбнулся. Составлено неплохо. Он сложил письмо, надписал адрес и прошёл к окну, где оставил на солнце восковую палочку. Конечно, свеча расплавила воск бы куда быстрее, но Лодовико считал чудовищным сумасбродством средь бела дня зажигать свечу лишь для того, чтобы запечатать письмо. Он уронил на послание порцию воска и поставил печать – чёткое, решительное изображение семейного герба – указывающий вверх меч и змей, обвивающий клинок.
Маркез[3] уже собирался позвонить слуге, но по его лбу пробежали морщины, и он зашагал по комнате. Кабинет располагался на самом верхнем этаже самой большой башни замка. Одно окно выходило на запад – в него были видны двор, высокая шипастая стена, а за ними – простор лесистых холмов, где тут и там встречались каменные домики. Вдали высились пурпурные Альпы, укутанные туманом и увенчанные снежными шапками. Восточное окно позволяло видеть серебристо-голубую ленту озера Комо и его зазубренные мысы, изгибы, и деревянные мостки. Лодовико владел всем, что видел в окна, а то, чем он формально не обладал, подчинялось ему, уступая титулу, богатству и высокому положению среди австрийских владык Милана[4].
И его невестка – простая женщина, почти девчонка! – почти два года бросала ему вызов, твёрдо держась своего чудовищного любовника и не поддаваясь на угрозы. Неверность была меньшим из её преступлений – в Милане у многих замужних дам были «кавалеры» и общество смотрело на это сквозь пальцы, если любовник был из хорошей семьи, а роман проходил достойно. Но Франческа отдалась певцу и такому, кого нельзя назвать даже мужчиной. Хуже того – она ушла от мужа, чтобы открыто жить с Валериано. Этого нельзя было выносить.
Лодовико вернулся к столу, взял чистый лист бумаги и набросал новое послание:
Лодовико сложил и запечатал и это письмо, потом позвонил в колокольчик. На винтовой лестнице раздались тяжёлые шаги. Наконец появился Эрнесто – запыхавшийся от подъёма на башню слуга. Лодовико гордился тем, что может преодолеть эту лестницу галопом, хотя был одного с Эрнесто возраста. Но седой и мрачный слуга выглядел на все свои пятьдесят шесть, тогда как Лодовико не казался стариком, чёрных волос у него было больше седых, глаза цвета лесного ореха оставались ясными, а осанка – прямой и полной достоинства. Что важнее, Лодовико не утратил своих сил и энергии – он льстил себе, говоря, что многие женщины могли бы это подтвердить.
- Вот, – он передал Эрнесто письма, – отправь их с курьером. Это слишком срочно, чтобы доверять почте.
- Да, ваше сиятельство[5], – поклонился слуга. – Вы поедете на виллу этим утром? Мне послать за вашей лошадью?
- Вилла! – Лодовико хлопнул себя по лбу. – Вакхово тело! Как я мог забыть? – он достал часы. – Уже половина десятого! Приведи мою лошадь немедленно! И сообщи, как только она будет тут!
- Ваше сиятельство, – Эрнесто с поклоном исчез.