Дьявол в музыке (ЛП)

- Да, в Турине, – немного резко отозвался Лодовико, – и если бы я счёл, что ей грозит опасность, я бы поехал за ней. Я способен позаботиться о своей жене.

- Конечно. Но…

- Нет никаких «но». Вы знаете Беатриче – она умна и дальновидна. Это та единственная женщина из тысячи, что не потеряет голову в опасности. Она знает, стоит ли ей покинуть Турин до того, как там появятся повстанцы, или спрятаться и не привлекать внимания, пока всё не утихнет. Я бы хотел, чтобы она поехала в Турин в другое время, но сейчас ничего не поделаешь.

- Зачем она поехала туда?

Лодовико пожал плечами. Он гордился тем, что ничего не знает о занятиях супруги. Мало какому мужчине удаётся жениться на женщине намного моложе его и такой красивой, но не давать своей ревности волю. Многие мужья превращали свои дома в тюрьмы, а слуг – в шпионов. Но они с Беатриче были выше этого. Жена не была легкомысленной, а он – слабым. Он мог позволить себе роскошь доверять ей.

- Мне действительно стоит поспешить, - сказал он, собираясь дать шпоры коню.

- Ещё кое-что, - быстро ответил Раверси. – У меня будет встреча на вилле в час дня. Будет фон Краусс, – фон Краусс командовал австрийским гарнизоном, чей штаб располагался в Соладжио – соседней деревне. – Я хочу поговорить с ним о том, как мы можем защитить окрестности от мятежников. Вы придёте?

- Да, да. Доброго дня, Джан Галеаццо.

Лодовико решительно дал шпоры и пустил коня рысью, рассчитывая наконец-то закончить разговор. У Раверси сердце было на месте, но он слишком многого опасался. По его мнению карбонарии сидели под каждым кустом и нашлись бы даже под кроватью. Мальвецци не сомневался, что беспорядки в Пьемонте подавят – так же, как недавнее восстание в Неаполе. Требуют конституции! Любой глупец должен понимать, что правитель не может подчиняться тем же законам, что его подданные – благородные или подлые, враги и сторонники. Но каждый идеалист или недовольный буржуа считал конституцию решением всех проблем на свете!

Лодовико обогнул юго-западный угол садовой ограды. По правую руку начали появляться побелённые домики Соладжио с красными крышами, соединённые друг с другом гирляндами из верёвок и сушащегося на них белья. Впереди было озеро, по блестящей поверхности которого сколькими рыбацкие лодочки. Дорога заканчивалась почти у берега – там в садовой ограде виллы были изящные кованые ворота. Лодовико спрыгнул с лошади и бросил поводья на привратный столб. Он не боялся оставлять животное без присмотра – все вокруг знали, чей это скакун, и никто не осмелился бы украсть его. Если же он приезжал надолго, то оставлял лошадь в единственном деревенском трактире – «Соловье».

Мальвецци прошёл через ворота зашагал по дорожке вдоль берега – это был кратчайший путь на виллу. Она была вымощена каменными плитами, а благодаря насыпи, возвышалась над озером на пятнадцать футов. На полпути к вилле располагался изящный маленький павильон в мавританском стиле, что служил беседкой.

Лодовико взглянул на часы, ругнулся и ускорил шаг. Вдалеке он видел изящную дугу террасы с мраморными перилами. Наконец появилась сама вилла – белая, прямоугольная, простая и почти суровая, с серыми ставнями окон и мраморными балконами. Маркез пересёк террасу и почти бегом поднялся по величественной двойной лестнице ко входу. Когда же он добрался до вершины, в дверях появилась девушка. Ей было около шестнадцати, рукава белой блузы закатаны до локтей, голубой корсаж и юбка, красная шаль. Тёмно-каштановые волосы были затянуты в узел и скреплены венцом сверкающих шпилек. Девушка сделала книксен, пряча свои сверкающие тёмные глаза.

- Доброе утро, ваше сиятельство.

- Доброе утро, Лючия! Знаешь ли ты, как радуется сердце мужчины, что видит твоё цветущее лицо весенним утром?

- Нет, ваше сиятельство, - ответила она, не поднимая глаз.

- Куда ты так спешишь?

- Поговорить с отцом, ваше сиятельство, – её отец был садовником, – о том, что мы должны получить из замка.

- Тогда будь осторожна и ни с кем больше не заговаривай, - поддразнил он её, - Твои глаза могут свести с ума бедных фермеров и рыбаков. И не только их, - со значением добавил он.

- Я не знаю о чём вы, ваше сиятельство.

- Не знаешь, Лючия? Ты скоро узнаешь.

- Могу я идти, ваше сиятельство?

Лодовико прошёлся по ней взглядом. С каждым днём она становилась всё женственнее – её груди стали восхитительно полными, руки – сильными, но изящными, а лодыжки – стройными. Кожа девушки была цвета мёда и, нет сомнений, такой же сладкой на вкус. О, он хотел её – особенно, если будет у неё первым. Покорить её девичью стыдливость, почувствовать, как её мягкая кожа краснеет под прикосновениями его рук…

«Довольно этих мыслей», - сказал маркез сам себе. У него имелось иное предназначение для Лючии. Кроме того, вожделеть крестьянскую девушку, пребывая так близко к предмету своего истинного обожания – почти кощунство. Он жестом отпустил Лючию и прошёл на виллу.