Дьявол в музыке (ЛП)

Кажется, маркеза пришла к какому-то решению.

- Синьор Кестрель, я не сомневаюсь, что моего мужа убил Орфео. Я ни на мгновение не подозревала кого-то другого. Но я думаю, что вы сможете обнаружить что-то о нём, чего не узнала полиция. У нашей полиции много добродетелей. Она прилежна, упорна и стойка. Но ей не хватает воображения, и я боюсь, что это не позволяет им раскрывать преступления, подобные этому. Это не просто уличное ограбление, это даже не похоже на преступление, на которое толкнула страсть – нет даже доказательств, что это политическое преступление, хотя комиссарио Гримани считает это очевидным.

- Но это в его интересах, – Джулиан понизил голос, помня, что в любом собрании в Милане могут найтись шпионы, – ведь права обвиняемого в политическом преступлении сильно урезаются?

- Я об этом не подумала, – медленно произнесла она. – И политический мотив помог бы добиться приговора – если он найдёт Орфео. Я знаю, комиссарио твёрдо намерен раскрыть это преступление. Он думает, что это поможет его карьере, и дерзну предположить, что он прав. Но то же самое честолюбие не позволит ему досаждать опасными вопросами важным людям. А вы, синьор Кестрель, доказали, что не страдаете от этого порока.

Джулиан поклонился.

Она улыбнулась.

- Без лишних слов – я принимаю ваше предложение. Я вся в вашем распоряжении. Расскажите, что я должна делать.

Перед глазами Кестреля пронеслись картины, никак не связанные с расследованием.

- Для начала, не будете ли добры рассказать мне всё, что знаете об Орфео?

- Конечно. Но сперва позвольте мне отвлечься на минуту – я совсем забыла о гостях.

Пока она обменивалась любезностями с новоприбывшими, Джулиан посмотрел на ложу справа от них. Священник средних лет бесстыдно флиртовал с дамой, что сидела в центре этой ложи. Когда он ушёл, его место занял молодой мужчина с густыми чёрными бровями и усами. Он не занял заветного места подле хозяйки, но стоял, опёршись о него и глядя на сцену через маленький цилиндрический монокль. Джулиан уже собирался отвернуться, как кое-что привлекло его внимания. Делая вид, что поглощён оперой, он принялся изучать этого человека уголком глаза.

Ему было двадцать пять-тридцать лет и у него были искусно уложенные чёрные кудри, смуглое лицо и ослепительно-белые зубы. Усы были тонкими и хорошо подстриженными – Джулиан заподозрил, что незнакомец уделяет им много внимания. На континенте, как и в Англии, усы носили почти исключительно военные. Но непринуждённая и свободная поза этого человека совершенно не походила на осанку офицера.

Вернулась маркеза.

- Вы спрашивали меня об Орфео. Боюсь, я не могу рассказать многого. Я никогда не встречалась с ним и не слышала его пения. Лодовико иногда упоминал его ещё до того, как привёз на виллу, но он просто хвалил голос и строил воздушные замки.

- Он никогда не хотел, чтобы вы послушали Орфео?

- О, нет. Он ни с кем не хотел его делить. Он был безумно влюблён в него.

Джулиан не смог бы поднять брови выше.

- Я потрясла вас, синьор Кестрель? – спросила она с улыбкой.

- Чрезвычайно, маркеза. Я не могу убедить себя, что мужчина, что мог называть вас своей женой, мог быть «влюблён» в тенора… или кого угодно ещё.

- Я не имею в виду «влюблен», как мужчина может быть влюблён в женщину. Но такая любовь мало интересовала Лодовико – для него она была чем-то вроде голода или жажды, которую нужно утолять. А голос Орфео доводил его до слёз – сладкой боли и восторга. Кажется, такое называют меломанией – однажды я слышала это слово от доктора. Лодовико страдал ей. Он действительно был немного помешан на музыке, – она задумчиво покачала головой. – Любопытно, что он никогда не имел любовницы-певицы. Его страсть была совершенно целомудренной. Однажды он сказал, что сочетание любви и музыки очень опасно.

- Каким образом?

- Я не знаю. Как химикаты, что склонны взрываться.

- Вы думаете он говорил это, исходя из своего опыта?

- Если так, то это было очень давно, задолго до нашего знакомства.

Джулиан снова посмотрел на усатого мужчину в соседней ложе. Тот отложил свою оперную подзорную трубу, чтобы поговорить с хозяйкой, а теперь демонстративно пожал плечами, растопырив пальцы и опустив уголки рта. Этот жест выдал его не хуже паспорта.

- Кто этот француз в ложе справа? – спросил Джулиан.

Маркеза не стала поворачиваться. Вместо этого она будто случайно подняла свой веер из слоновой кости с зеркальными гранями. Её глаза загорелись, и она улыбнулась так, что Кестрелю внезапно захотелось сбросить француза в партер вместе с его усами.

- Это месье де ла Марк. Он очень обаятелен и наделён удивительным музыкальным слухом. Он может, единожды услышав мелодию, точно называть все ноты, а когда оркестр фальшивит, де ла Марк точно знает, как должно быть правильно, и кто именно из музыкантов оплошал. Почему вы спрашиваете о нём?

- Я предполагаю, что он вас знает.

- Он мой друг, – отблеск в глаза француза позволял предположить, что тот был или стремился быть кем-то большим. – Он очень забавный. Мы говорим по-французски, и он рассказывает мне новости из Парижа.