— Я здесь никто! Меня посадят на всю жизнь!
— Я ничего не говорил про Анталию, — ответил Гуров. — Мы летим самолетом три часа.
Подошла Мария. Она была в летнем длинном платье и, конечно, в туфлях на высоком каблуке.
— Мальчики, между вами шныряют электрические заряды. Вы собираетесь драться? Лев Иванович, побойся бога, если тебе некуда девать силу, выбери кого-нибудь посолиднее. Вот Петра хотя бы. — Она указала на женщин и Гиви с Петром, как раз выходивших из концертного зала.
— Мария, не перестаю изумляться твоей мудрости! — воскликнул Гуров. — Петр, извинись перед дамами и подойди к нам на минуточку, — он кивнул Еланчуку: мол, отойди на минуточку!
— Я не разбираюсь в искусстве, но то, что турки творят в своей яме, смахивает на балаган двадцатых годов.
— Машенька, тебе нравятся крутые американские драки? — улыбаясь, спросил Гуров и отвел Марию немного в сторону. — Хочешь взглянуть, насколько драка прозаичнее в жизни? — Он повернулся к Петру. — У тебя кастет с собой?
Обычно округлое, мягкое лицо Петра стало жестким, крутой подбородок выдвинулся вперед.
— Что ты хочешь этим сказать? — вылупился тот, но чувствовалось по тону, он понимает, о чем разговор, и знает, от столкновения не уйти.
— Кастет, которым убил мальчишку, ты носишь с собой?
— А кроме брехни, у тебя что-нибудь имеется? — Петр оглянулся, желая убедиться в отсутствии свидетелей.
— Не-а, — беспечно ответил Гуров. — Стал бы я с тобой разговаривать, детоубийца.
Петр неловко прыгнул, целясь ногой в живот или грудь Гурова. Тот легко уклонился и резко подбил бьющую ногу вверх. Петр тяжело шлепнулся на землю.
— Я могу наступить тебе на лицо, — задумчиво произнес Гуров. — Тебя в Москве встречают?
— Что тебе надо, сука? Ты ничего не докажешь! — Петр встал на четвереньки и походил на какое-то крупное животное.
— Хочу, чтобы ваша компания провела вечер как обычно. Но с некоторыми поправками. Вы не пойдете в бар, не будете там сидеть до трех, сразу разойдетесь по номерам. Ты в номер к Эльзе, а Гиви — с Катериной. У меня сегодня нет настроения ждать, пока вы насосетесь в баре. Пейте парами.
— А если я не соглашусь? — Петр выпрямился, отряхнулся, почувствовал себя увереннее.
— Плохо. Возникнут сложности, — Гуров сделал шаг назад. — Я сломаю тебе руку. Ну и, к примеру, нос. Мы проведем некоторое время в полицейском участке, где тебя подлатают, наложат гипс. Ты вел себя неэтично по отношению к моей даме. У меня свидетель. Да и дракой русских между собой турецкую полицию не удивишь. Я излагаю доходчиво?
Петр уже почувствовал физическое превосходство противника. Но главная угроза исходила от голоса Гурова. Спокойствие, уверенность, даже безжалостность. И еще — может быть, самое страшное — равнодушие этого человека буквально подавляло.
— Чего ты думаешь? Тебя и просят о ерунде. Последняя ночь, ты хочешь провести эту ночь со своей пассией.
— И все? — недоверчиво просипел Петр.
— Естественно, нет. — Гуров усмехнулся. — Когда вы разойдетесь по номерам, я у тебя даму заберу. Нам необходимо поговорить.
— А если я против? — неожиданно вмешалась Мария.
— Машенька, ты передумаешь. — Гуров вновь взглянул на Петра. — Говори «согласен» и уходи.
Петр ничего не сказал, лишь кивнул и пошел по аллее к жилым корпусам.
— Ты хочешь жениться на мне, — твердо сказала Мария.
— Не надо переживать, Машенька, — Гуров взял ее под руку. — Чем больше избита истина, тем она вернее. Иначе люди не повторяли бы ее веками. И я, не краснея, скажу: жизнь — сложная штука. Ты правишь в своем мире, я — в своем. Надо уметь быть и царем и рабом. Завтра вечером мое царствие закончится и начнется твое. Потерпи, родная, осталось совсем немного.
Около двух часов ночи Гуров сидел с Эльзой на лавочке, держал женщину за руку. Парк еще жил, по аллеям бродили люди, слышался говор и смех.
— Я не понимаю, да и не желаю понимать, что происходит, — возбужденно, но вполголоса говорила женщина. — Я хочу домой.
— Как давно Екатерина шантажирует вас? Она вынуждает вас уродливо одеваться, носить кошмарный парик, боится, что вас случайно узнает кто-нибудь из ваших бывших мужчин?
— Но если вы все знаете, зачем мучаете меня?
— Не знаю. Теоретически мне на вашу судьбу наплевать. По жизни я сочувствую вам.
— Вы способны сочувствовать? — Женщина пыталась придать своему тону сарказм.
— Ваш муж депутат? Он встретит вас в багажном отделении аэропорта и выведет мимо таможенников?
— Откуда вы все знаете?
— Профессия. Но с наркотиками задерживают и депутатов, и дипломатов.
— Если знают точно.
— Я знаю точно. Не берите коробку у Петра. Пусть он вынесет ее сам.
— И его задержат?
— Какое вам дело? Его не задержат. Вы уезжаете с мужем и отправляетесь в гости, на неизвестную дачу, к черту на кулички… Это ваша чисто женская проблема. Нам надо, чтобы в Москве вы растворились. Пусть Петр сам продвигает груз в нужный адрес.
— Вы решили спасти меня? — прошептала женщина.
Если бы ситуация не была столь напряженной, Гуров не выдержал бы и рассмеялся, но в данный момент лишь закашлялся.