Но правда была в том, что ей хотелось одного — быть сейчас с Андреем, и ни секунды не думать о том, что случится послепослезавтра, и ждать его с работы, и звонить ему на мобильный — просто чтобы услышать, что он очень занят и говорить не может, и писать сообщения: «Скучаю», «Хочу тебя», «Мой мальчик»…
Маша хотела быть рядом с человеком, который навсегда останется «ее мальчиком», а она — «его девочкой», потому что в мальчиках и девочках была какая-то нежность, романтика, свежесть. И она не понимала, почему некоторые люди так хотят взрослеть — так, как они это видят. Многие уже в тридцать словно тяготятся своей молодостью, стремятся к ответственности — и на месте мечтательного молодого человека возникает толстый плешивый мужчина в костюме, который рассуждает как президент, и весь из себя такой солидный, и говорит о своей девушке как о «супруге», и прямо видишь, как они скучно и солидно живут — у них все по-взрослому, без шуток и разгильдяйства, и они изо всех сил создают такой образ, чтобы лет в пятьдесят им наскучило жить.
Ей хотелось плакать — не потому, что все запуталось: это были смешанные чувства — она даже не очень боялась смерти, потому что смерть теперь понимала как открытую дверь, и это было даже интересно, просто она чувствовала себя так, как эти тридцатилетние старики — ей казалось, что она слишком рано узнала о чем-то таком, о чем не следовало знать. Она была слишком земная, и ей хотелось каких-то банальных жизненных радостей, и ей хотелось бояться смерти, и ради этого жить так, чтобы потом не о чем было сожалеть. Маша вдруг поняла, что знание избавляет тебя от страданий, оно возвышает, но ей не хотелось парить — ей хотелось обеими ногами стоять на земле: влюбляться, разочаровываться, спотыкаться, падать и подниматься. Она не была готова.
Проснулась Ксюша, обнаружила Машу в растрепанных чувствах и принялась ее тормошить.
— У тебя что, посттравматический шок? — беспокоилась она. — Ты это брось! Пока мы не потратим семь с половиной тысяч долларов, я тебе расхлябаться не дам! Поехали в «Персонаж», я с Ларисой знакома — купим у нее всю коллекцию!
И они поехали. Одеваться в шоу-руме было намного веселее, чем в магазине: все модели, все размеры плюс ощущение собственной значимости и сопричастности. Они действительно купили почти все — летнюю коллекцию, из которой распродавали образцы, и еще прихватили осенне-зимнюю — на всякий случай, просто потому, что могли — и потому, что хотели. К большому моральному удовлетворению Маши вещи стоили адекватно тому, как выглядели — обычно ее бесило, если русские дизайнеры, пусть даже очень талантливые и хорошие, задирали цены на уровень «Кристиан Диор», — потому что есть все-таки небольшая разница между Диором, которого знает и любит весь мир — причем уже почти сто лет, — и, например, Олегом Бирюковым, о существовании которого догадываются только отчаянные модники. Но у Бирюкова хотя бы качественные вещи — многие же модельеры шили одежду из каких-то кошмаристых тканей и делали вид, что их творения ничем не отличаются от одежды Антонио Марраса… Маша все никак не могла успокоиться после визита в мастерскую одного уж слишком популярного русского модельера, который славился тем, что его страшно любят олигархи. Она тогда занималась рекламным буклетом холодильников — клиенты требовали имиджевой рекламы, что означало холодильник плюс модно одетый молодой человек плюс стильный интерьер, в котором молодой человек наслаждается отношениями с холодильником. Ну, и она поехала выбирать одежду. В мастерской все было хорошо, кроме, собственно, вещей — когда Маша выяснила, что спортивная кофта из толстого неприятного трикотажа с какой-то жутко неуместной отделкой из павловопосадских платков стоит двести евро — и это в мастерской, а в магазине она стоит все пятьсот, то ей захотелось подать иск в Гаагский суд — за нарушение душевного равновесия потребителя.
В общем, «Персонаж» сделал ее счастливой, хотя денег все еще было слишком много. Они с Ксюшей съездили в салон красоты — и сделали все, включая укладку и макияж, даже немного покапризничали насчет излишества румян, а потом отправились домой — разбирать вещи.
Вечером поехали в «Сад», где их уже ждали Дуня, Варя и Оля.
— У меня сегодня был секс на трассе! — восторгалась Дуня.
— Да ладно? С кем? На ходу? — посыпались вопросы.
— Девочки, это была просто мечта всей моей жизни! — Дуня тянула резину. — Еду я по МКАД, и вдруг меня подрезает какой-то маньяк в тазике…
— В чем? — опешила Варя.