Я развернул ее, не отступая, и обнял ее бедра вокруг себя. Моя вина растаяла в пылу занятий любовью. Вера Чезаре Кинг никогда не была более страстной и открытой, ее груди были мягкими подушками с жесткими пиками, ее бока были широкими и приветливыми. Наконец, кровать закачалась от интенсивного, ритмичного секса, и тогда мы стали одним целым: мы обнимали друг друга, как будто отпускание означало, что время истекло.
Сексуальное истощение охватило мое измученное тело. Вера с поцелуем оставила меня идти в ванную и я уже был в полусне, когда моя голова коснулась подушки. Что-то упало на пол, но звук донесся до меня лишь слабо. Я мог хорошо и глубоко спать в течение часа, а затем быть готовым к встрече с Хоуком в тот момент, когда он придет.
«Ты действительно Ник Картер».
Голос принадлежал Вере, и это было не во сне. Я встал, сразу проснувшись. Вера держала радиопередатчик на ладони. В другой руке она держала Беретту.
«Я случайно уронила твою бритву на пол, и она сломалась, а это выпало». Она подбросила маленький передатчик в руке. «Ты грязный ублюдок».
Я мог бы снова начать лгать и утверждать, что это скрытый микрофон ее отца, но у меня больше не хватило смелости. Ложь закончилась, и мы оба это знали. Раки Сеневрес умер.
— Прости, Вера.
Я имел в виду это. Карие глаза Веры остались твердыми, как топаз. Она все еще была голой. Свет из ванной отбрасывал тень от «Беретты» на ее голый живот, на котором я находился несколько минут назад. — Я прощаю, — сказала она.
Вера нажала на курок. Пистолет издал легкий щелчок. Она нажала на курок во второй и в третий раз. Ударник не бил по патрону в патроннике, ударника больше не было. Я снял его несколько дней назад.
«Подонок».
Она бросила в меня пистолет и побежала к двери. Я сбил ее с ног и бросился на ее обнаженное тело. Моя одежда была на стуле и я связал ей руки и ноги своими штанами. Согнувшись дугой, она лихорадочно двигалась взад-вперед. Я не мог не накинуть на нее одеяло, чтобы скрыть ее наготу от всех, кто случайно войдет.
До начала атаки оставался еще час. В шкафу я выбрал теплую одежду, свитер и парку, а также пару гоночных лыж. Я привязал лыжи двумя ремнями на спине. Затем я распахнул окно на высоте мили. Вместо адреналина секс притуплял боль моих травм. Я посмотрел на Веру в последний раз. Она отвернулась.
Через окно я ступил на уступ. Каскад был потрепанным темно-синим, как подводный горный хребет; звезды сверкали, как светящиеся рыбки, и по небу плыли низкие облака. Я поднялся на два этажа к террасе Снеговика, где был ранее тем вечером.
Через стену террасы я мог видеть вертолет на месте приземления. У меня был короткий соблазн улететь, но это преждевременно встревожило бы весь форт. Я должен был как-то исчезнуть. Я пригнулся, когда часовой прошел мимо. Я ощупал внутреннюю часть стены, когда она проходила, и нащупал длинный моток веревки с крюком. Я видел это раньше; они висели на стене через равные промежутки и использовались, когда нужно было что-то или кого-то поднять.
Я не сразу воспользовался веревкой, пока не спустился на пятьдесят футов ниже основания дома. Там я осмотрел свой путь отступления. Я прикинул, что длина веревки около пятидесяти метров. Склон горы был испещрен льдом, но настолько крут, что я легко мог отцепить крюк. Крюк должен был быть обернут, чтобы приглушить звук. У меня должны были быть туристические ботинки, я должен был видеть, куда спускаюсь, но человек не может иметь всего.
Крюк аккуратно вписался в выступающий трехдюймовый выступ, и я шагнул вперед. Максимально сохраняя давление на единственную точку опоры, я прыжками назад спустился вниз по стене. В любой момент я ожидал, что поднимется тревога и над террасой появится М-16.
Не было ни сигнализации, ни М-16. Я достиг конца веревки и балансировал на ледяном уступе. Я дернул за веревку. Он пошла медленно, и я прижался к камню. Крюк сорвался с уступа, упал мимо моей головы и со звоном ударился о скалу далеко подо мной. Я сделал паузу, когда адреналин вытолкнул пот из моих пор. Все на "Снеговике" оставалось мирным и спокойным. Я потянул за крюк.
Спуск с горы на крюке был безумным, но быстрым. За тридцать минут я преодолел триста метров до снежной линии. Снег был свежий, и угол склона составлял теперь около 45 градусов. Я отпустил веревку и встал на лыжи. До нападения оставалось еще полчаса, и я был полон решимости держаться от "Снеговика" как можно подальше.
Низкие облака исчезли, и лунный свет ослепительно отражался на снегу. Все шло под откос. Я принял гоночную стойку, и мои лыжи запели. Я не знаю, к какому кристаллу Кинг причислил этот снег, но снежная поверхность идеально подходила для катания на лыжах. Моя скорость возросла до пятидесяти миль в час, и я мог бы катиться быстрее, если бы это не было для меня незнакомой территорией. "Снеговик" был далеко позади меня и скрылся из виду. Я пролетел над хребтом, и передо мной лежала долина, полная путей отступления.