Дьявольские возлюбленные 2: Адам и Ева (СИ)

— Похоже, у тебя жар, коль ты бредишь, — нахмурился Карла. — Мы хотели отомстить Карлханцу, но никогда не собирались уничтожать всех вампиров. Это была всего лишь маленькая военная хитрость с тем, чтобы заполучить свободу. — Честь, правда и сострадание — добродетели, о которых нам, вампирам, не следует даже мечтать. Наш мир не для слабых — это привилегия людей, — сказал старший Тсукинами и поднялся со своих согнутых колен. — Я оставлю тебя ненадолго… — сообщил ему брат, слыша, что на кухне копошится Комори и заваривает для больного чай.

— Знаешь, — заговорил с ним Шин, хотя сам уже смотрел в потолок, на котором играли солнечный зайчики, — мы никогда не распространялись о том, что случилось там, в мире демонов. До вчерашней ночи сомневались, кто выпустил нас из той темницы, но для меня до сих пор загадка, почему Карлхайнц засадил нас в эту тюрьму и закрыл глаза, когда мы сбежали?

— А я и сейчас неуверен, что это был он… — ответил Карла, но к брату не повернулся. Он смотрел на раздвижные двери и вспоминал — гнев, печаль, панику и безысходность, что охватывали его изнутри, когда они были заточены в подземелье старого замка владыки мира демонов. — Ты очень много болтал, — вспомнил основатель и незаметно для себя искривил губы в улыбке. — Не удивительно, что мальчишка лишённый родительского внимания нашёл тебя занятным. Тогда я и подумал, что возможно однажды твой длинный язык послужит нашему освобождению, — сказал Карла, несколько восхищаясь собой. — А потом стал появляться этот Мерц и сейчас уже сложно сказать, почему одним утром наша дверь оказалась открытой. Но одно я знаю точно — этот мерзавец Того был игроком и его блеф словно искусство. Он обвёл вокруг пальцев всех и даже меня… — вспомнил Карла и невольно заскрипел зубами от злости.

— Интересно какие настанут времена, когда королём станешь ты? — замечтался Шин. — Небось, будешь таким же безумным, как наш старик. Наделаешь кучу детишек, а потом они устроят кровавое месиво за твою железную табуретку, — издевался рыжеволосый, находя хоть какую-то забаву.

— Нет… — бесстрастно ответил Карла и посмотрел на брата вполоборота. Шин не смотрел на брата, он играл с солнечными лучами, просвечивая свои бледные руки, которые в ярком солнечном свете казались невероятно могущественными, словно весь свет подчинялся его вескому слову. — В моём распоряжении скоро окажется всё, но нет того, о чём ты говоришь, — сказал Тсукинами так расплывчато, а на самом деле понимал, что продолжить род основателей просто-напросто не с кем. — Шин…

— Да… — отозвался парень. Он чувствовал себя намного лучше, а после разговора с братом готов был поспорить, что его распирает от лишней энергии, но из-за несовершенства тела, которое не в состоянии восстановиться так же быстро, как и его духовный мир, был вынужден валяться здесь.

— Карлхайнц никогда не боялся нас, он всегда с нами играл, как с неразумными детьми, — начал говорить Карла. — И то, что мы оказались в темнице — есть моя вина.

— Ты чего? — удивился Шин и запрокинул голову. Старший брат стоял в двух шагах от его изголовья и сухо смотрел. Он часто был молчаливым и холодным, но тут было что-то другое, скорее Карла думал говорить или в очередной раз промолчать?

— Он это сделал в назидание мне, — сказал основатель и встал ещё ровнее, чем прежде. Его высокое тело в длинной синей юкате вдруг стало горделивее, говоря каждым своим движением, что он всегда знал причины их томления, просто признавать перед другими этого не хотел. — Это я убил нашего отца, — громко сказал Карла, и у Шина перехватило дыхание от таких заявлений.

— Да о чём ты таком говоришь?! — выкрикнул одноглазый юноша и сквозь ноющую боль, заскоблился на мягких постелях. Он волоком перевернулся набок и всё же присел. Смотреть брату в глаза прямо — вот чего он сейчас так сильно хотел. — Его убил Карлхайнц! Ты это сам видел! — прокричал Шин, хотя и знал, что это доставит ему очередную боль.

— Нет, — бесстрастно ответил Карла и продолжил возвышаться над младшим братом.

— Да как же так… — прошептал Шин, придерживая руку на забинтованной груди. Он лежал в лёгкой юкате и бинты лишь частично выглядывали из затянутого на талии хлопкового халата.

— Я уничтожил его задолго до того, как Карлхайнц реализовал свой план. В день моей помолвки, когда я отравил его нашей болезнью, я подписал ему приговор. Этот узурпатор Сакамаки нашёптывал мне, что это моя вина, я убил нашего отца, ведь не приложи я к этому руку, и Того никогда бы не подступился к нашему отцу.

— Для чего ты мне всё это говоришь сейчас? — в ужасе спросил Шин и посмотрел на старшего брата стеклянным от шока глазом.

— Ты ведь и так это знал… Ты презирал меня за то, что я сделал. Но потом изменил своё мнение…

— Да, верно! — перебил его Шин. — Я был глуп и поплатился за это своим глазом, твоей честью и даже надеждой… — вспомнил он, как потерял глаз и как Карла встал ради него на колени, а его единственная любовь перестала существовать даже в тени надежды.