- Что за дебильный вопрос, старый пердун? - ответил торс, мягким как бархат голосом. - Я уже одиннадцать лет живу без рук, а сегодня доморощенные Лорел и Харди3 оттяпали мне ноги в гребаном ""Ховард Джонсонс". Как, блядь, по-твоему, я себя чувствую?
- Понимаю, твое состояние, крошка, но это не причина для сквернословия. Не надо. Я избавлю тебя от мучений. Подцеплять заразу, курить "дурь", трахаться в задницу... Негативные силы вселенной заставили тебя сойти с благословенного пути. Я помогу тебе, милая... Помогу тебе вернуться на этот путь.
- Хм? - произнесла Спуки.
- Погоди и увидишь, детка, - ответил водитель. Его седая голова приобрела в свете приборов жуткий зеленый оттенок. Он посмотрел на нее из темноты. - Как тебя зовут, дорогуша?
- Спуки, - ответила она.
- Что ж, очень рад познакомиться, Спуки, - улыбнулся водитель. - А меня зовут Луд.
перевод: Андрей Локтионов
" Дритифил "
- Есть у меня такая… проблема, - признался он.
- Поверьте мне, у каждого, кто когда-либо сидел в этом кресле, была проблема, - сказала доктор Марша Унтерманн. - И не обычная проблема, а весьма сложная. Настолько невероятная и аномальная, что поражает воображение. - Взгляд женщины заострился. Длинный изящный палец очертил точёный подбородок. - Причина вашего нахождения здесь - ваше выздоровление. Вы напуганы. Вы боитесь, что я могу счесть вашу «проблему» такой извращённой, или настолько отвратительной, что буду настаивать, чтобы вы покинули мой кабинет раз и навсегда.
Взгляд карамельно карих глаз поравнялся на мужчину.
- Да, - прохрипел он. - Я… очень этого боюсь.
- Потому что, если это произойдёт, вам некуда будет идти.
- Да, - ответил мужчина.
- И вы, наверное, думаете, что в мире нет никого вроде вас. Поэтому, в прошлом, вы воздерживались от поиска помощи, верно?
- Да.
Доктор Унтерманн откинулась в кресле за своим столом. Её улыбка была столь же скупой, сколь и взгляд:
- Тогда ваши страхи безосновательны. Я не отказываюсь от пациентов, какими отвратительными не казались бы их проблемы, или преступления. Это моя работа. И я делаю мою работу. И мне кажется, я с уверенностью могу сказать про эту вашу «проблему», - Марша прикурила длинную сигарету и покачала головой. - Я слышала гораздо худшее.
Дым струился с её губ как призрачная жидкость. Глаза открылись шире: изучающие, спокойно обнадёживающие.
- Расскажите мне об этой вашей проблеме, - сказала она.
* * *
Костюм Бэрроуза стоил больше, чем типичный житель Сиэтла зарабатывал за год. Как инвестиционный банкир компании «Дженкинс, Харрис и Люс», Бэрроуз мог себе это позволить. Он мог позволить себе “Aston Martin Zagato” с турбодвигателем V8, объёмом в 5.3 литра; мог позволить золотые часы “Movado” и апартаменты в пентхаусе на набережной Аляска-авеню.
При всём этом, единственное, чего Бэрроуз не мог себе позволить, так это допустить, чтобы кто-нибудь из начальствующих увидел, как он…
Ну…
Лучше сказать так. Год, за который Бэрроуз заработал полмиллиона долларов - отстойный год. В инвестиционном банкинге присутствует некая алхимия, а Бэрроуз обладал каббалистической волшебной палочкой от неё. По сути, его профессия заключалась в переводе денег клиента из одного банка в другой, что звучит просто. Хотя, на самом деле, знание, когда, куда и на какой срок перевести деньги было тем, что делало клиентов и его самого безумно богатыми. Другими словами, у Уильяма Бэрроуза была репутация, которую следовало поддерживать; репутация от которой зависело его финансовое благополучие.
В неуместном теперь костюме “Армани”, он медленно прогуливался по тротуару возле здания окружного суда на Третьей авеню, прямо среди бомжей и наркоманов, влачивших своё бедственное положение в вонючей неизвестности. Но Бэрроуз едва видел их. Он шёл прямо вперёд, блуждая взглядом по бетону тротуара в поисках…
Его сердце подпрыгнуло, когда он услышал звук…
Звук, исходящий от человека, который громко прочистил глотку и сплюнул.
Затем последовал до боли знакомый шлепок на тротуар, а после - почти моментальный стояк у Бэрроуза. Впереди он увидел его. Бомж с грязной бородой и в обносках выкашлял из своих измученных бродяжничеством лёгких комок мокроты и отхаркнул его на тротуар.
Бэрроуз уловил отблеск драгоценного комка. Он лежал там, ожидая его, освежающе зелёный, пикантный и загадочный. «Гуччи» Бэрроуза цокнули, остановились, и теперь он стоял над сокровищем, носки врозь.
Он незаметно оберегал его от случайного затаптывания.
Пройти по нему будет кое для кого актом вандализма. Словно выдернуть иглу из вены наркомана и безжалостно опустошить шприц в окно. Другими словами, Бэрроуз охранял его, пытаясь в то же время выглядеть нормально.
Как ожидающий автобус актёр, играющий по системе Страсберга, Бэрроуз глянул на часы и нахмурился; он был Хичкоком в телефонной будке. Следовало быть осторожным. Он не мог себе позволить быть увиденным за тем, что собирался сделать.