Дьявольский рай. Почти невинна

Tag Vier (день четвертый)

Свежий утренний ветер обдавал меня коктейлем острых влажных запахов ночного миндаля и можжевельников с морем. Мы спускались по «старой лестнице», недавно отреставрированной и потерявшей большую долю своей дикости и вытекающей из нее романтики. Мне было приятно, но и одновременно как-то не по себе от осознания того, что куда-то провалились уже целых три дня.

На этот раз пришли раньше, чем вчера. Было только восемь – эта замечательная пора ожидания, пока солнце протянет свои лучи и на наш пляж. Вокруг ни души, и всем телом чувствуешь, как ночь постепенно испаряется с холодной гальки. Пронзительно голубое небо и золотистая мягкость солнца.

Утро. Люблю это время суток, когда распускаются обрызганные росой листики акации, когда зажигаются перстами Авроры разглаженные сном лица молодых любовников. Когда N, надевая чулки, ставит ногу на круглую черную табуреточку, поправляет кудрявую свою прическу и с трагически-сладеньким «пора идти» скрывается в солнечной дымке безлюдного коридора. Когда львенок, сидя на ступеньках, смотрит, обняв коленки, как на фиолетовом небе нежным сиянием прорезается рыжее сонное солнце. И реальность вместе с сумерками переходит в воспоминания. И начинают петь птицы…

Ладно, хватит отступлений.

Когда мы спускались все по той же лестнице, я увидела у «соборика» двух странно одетых девушек, стоящих друг напротив друга с длинными желтыми палками. Обе сосредоточенно и неуклюже пытались ими крутить (как гусарки-красавицы в коротеньких юбочках на военном параде в фильме про Одессу). Палки то и дело падали, издавая сухие неприятные звуки в этой незыблемой тиши. Я бы и не написала про них ничего, если бы где-то с третьего снизу пролета не узнала бы в них Веру и Ксюшечку. М-да. Как же все предсказуемо у вас, ребята! Ведь внося просветление в тела этих юных прелестниц, вы проводите их через полный цикл восточных мистерий, этими экзотическими телодвижениями внося еще больше необычности и романтики. Это же все показуха! Что эти тренировки дают твоим юным подружкам (или как ты там их называешь)? Помнится, через что-то такое проходила и я… впрочем (стою на предпоследней ступеньке и гляжу мимо них на море), я бы, ясный перец, хотела, чтоб те дни вернулись…

Это было счастливое время полной безнаказанности. Тогда нас вообще ничто не разделяло… И ничего между нами не происходило, кроме дымовой завесы моего здравого разума, от которого теперь во мне и грамма не осталось. Он был доступней и как-то проще, понятней. Не было этого паразитизма в моем сознании.

Сюшечка в каком-то диковинном наряде, состоящем из голубой нижнебельевской маечки и страшных рейтуз (точно как у бабки-физкультурницы, делающей радикулитные наклоны, пока я иду в школу), пыталась крутить эту самую палку, стоя на одной ноге, немыслимыми движениями стараясь сохранить равновесие.

Я холодно улыбнулась, очень почему-то задетая подобным поворотом событий.

Все пыталась понять механизм их отношений.

То, что Вера не ревнует, можно принять как аксиому. То, что я ревную его ко всем, кто имеет хоть мало-мальски товарный вид и грозит попасть в поле его зрения, – тоже аксиома. То, что они все спят друг с другом, – тоже вполне однозначный факт. И тут вот я с неожиданным бесстыдством представила, как беру Верино лицо в свои ладони и целую ее в губы. Взасос, с открытыми глазами, чтоб можно было видеть нежный овал ее лица, матовость кожи, золотистые волоски на висках. Картинка получилась на редкость вкусненькой.

Сейчас я слушаю ту же музыку, что и в тот день на пляже. Вот почему заслонка с сокровищ памяти отодвигается так просто.

Ну а его нигде не было. Факт, с которым придется мириться каждое утро.

Я пошла загорать с плеером под мышкой на свои две доски на разрушенном пирсе. Расслабиться не удалось. Моя новая пытка – дико вывернув шею, я неотрывно смотрела на выход из лифта. Смотрела до черных точек перед глазами, смотрела, пока все тело не затекло и не задеревенело. Я смотрела на вход в преисподнюю, на дыру, из которой, как монстр из фантастического фильма, должно появиться это экзотическое порождение похотливого Тартара. Мои солнечные пытки, Альхен, ожидание твоего прихода…

Но никто не появился, а Вера с Созданием исчезли в конце пляжей, где небольшой отвесной стеной обрывается бетонная набережная и волны ласкают подножие серых скал, где начинаются просторы мыса Сья-Нип и небо с морем, отрытые резким поворотом, дарят нам продолжение фиолетовой полоски горизонта.