Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

А вот экономические выгоды для Германии от связи с Советским Союзом заметить гораздо сложнее. Например, часто бездумно принимают на веру предположение о том, что для немцев имели первостепенную важность поставки советского топлива. Конечно, потребность в топливе, которую испытывала гитлеровская военная машина, окажется в итоге ее ахиллесовой пятой, однако не следует считать, что эти проблемы, возникшие лишь позже, обозначились уже на первой стадии конфликта. Начиная войну в сентябре 1939 года, Германия располагала более чем двумя миллионами тонн нефтяных запасов, а к началу кампании против СССР в июне 1941 года это количество уменьшилось лишь на четверть. Между тем совокупные поставки нефти из Советского Союза составили менее одного миллиона тонн – то есть меньше месячных резервных запасов, и едва ли 3 % от совокупной годовой добычи СССР за тот же период⁶³⁵.

Еще важнее вспомнить о том, что Советский Союз отнюдь не являлся единственным источником нефти для Германии: вслед за падением Франции в 1940 году гитлеровские войска конфисковали около одного миллиона тонн нефти из французских запасов⁶³⁶. Кроме того, в распоряжение Гитлера отдала свои нефтяные скважины – причем с большей щедростью, чем Сталин, – Румыния, быстро ставшая в 1940 году важнейшим для Германии поставщиком сырой нефти. За один и тот же период СССР отгрузил Германии менее миллиона тонн нефти, а Румыния – в четыре с лишним раза больше⁶³⁷. Конечно, под конец важна была каждая капля, но представление о том, что между 1939 и 1941 годами Гитлер зависел от поставок советской нефти, не выдерживает критического рассмотрения.

То же самое можно сказать и о железной руде, которая используется для выплавки стали. Выполняя условия Торгового соглашения, подписанного в феврале 1940 года, СССР поставил Германии 750 тысяч тонн железной руды – гораздо больше, чем других руд (марганцевой, хромовой и медной), хотя это количество составляло менее 3 % от общего объема советской годовой добычи⁶³⁸. Однако по сравнению с количеством железной руды, которое Германия закупала у Швеции, советские поставки показались бы ничтожными. В меморандуме к германо-шведскому торговому договору, подписанному в декабре 1939 года, отмечалось, что в одном только 1940 году Швеция экспортирует в Германию 10 миллионов тонн железной руды – в 13 с лишним раз больше, чем СССР⁶³⁹. Таким образом, Германия должна была каждый месяц получать больше железной руды из Швеции, чем из СССР за год с лишним.

Еще один предмет советского экспорта, который, похоже, не оправдал ожиданий, – это каучук. Значение каучука для современной военной промышленности нельзя недооценивать, а довоенные запасы каучука поступали в Германию главным образом из источников в Юго-Восточной Азии, которые контролировала Британия. В 1939 году, как только началась война, эти источники, разумеется, оказались перекрыты, и Германия понадеялась получать каучук через СССР, чтобы тот выступал ее уполномоченным закупщиком, а затем доставлял товар в Германию.

На деле же каучук, поступавший из советских источников, сигнализировал о более обширных недостатках экономических отношений Германии с СССР. Уже к моменту начала войны Германия занимала первое место в мире по производству искусственного каучука, получившего известность под его торговым названием «Буна» и производившегося на трех заводах. В военное время спрос на него возрос – по некоторым подсчетам, его требовалось около девяти тысяч тонн в месяц⁶⁴⁰, – а значит, возникла нужда в альтернативных запасах, главным образом из СССР. Но поставки каучука из советских источников никак не могли восполнить нехватку, испытываемую Германией. СССР мог поставить ей только 18 тысяч тонн – то есть меньше, чем сама Германия производила за год синтетического каучука, – и, конечно, этого было слишком мало⁶⁴¹.

Неудивительно, что в этих обстоятельствах немецкие технократы решили увеличить внутреннее производство искусственного каучука, и потому зимой 1940 года было начато строительство нового, самого передового химического завода поблизости от малоизвестного тогда города Аушвиц (Освенцим) в Верхней Силезии. Завод «Буна» – а также тесно связанный с его работой трудовой лагерь в Моновице, получивший название «Аушвиц-III», – открылся в мае 1942 года. Его плановая производительность оценивалась приблизительно в 25 тысяч тонн в год⁶⁴². В итоге этот завод израсходует около шестисот миллионов рейсмарок (что приблизительно соответствует финансированию экспортной торговли, связанной с нацистско-советским пактом) и унесет около тридцати тысяч человеческих жизней⁶⁴³. Одним из выживших узников Моновица был итальянский еврей, химик Примо Леви, в будущем известный писатель. Спустя годы он так вспоминал о своей работе на немецком заводе: