Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Поэтому, хотя Берлин в принципе и не возражал против передачи СССР румынских областей – напротив, он даже настоятельно порекомендовал правительству в Бухаресте исполнить советские требования, – он все же счел нужным предъявить своему союзнику протест. В конце июня Риббентроп написал длинный меморандум Молотову, который затем передал через Шуленбурга, и напомнил ему о том, что Германия «придерживается московских соглашений», однако отметил, что советские претензии на Буковину – это «нечто новое». Переход Буковины под контроль СССР ставит ряд проблем, так как там проживают этнические немцы (пояснил Риббентроп), а еще эта область находится довольно близко к другим румынским областям, представляющим «очень важный экономический интерес» для Германии, а потому Германия «чрезвычайно заинтересована в том, чтобы эти районы не превратились в театр военных действий». Поскольку в Берлине заговорили о том, что Москва переступает границы, обозначенные в пакте 1939 года, и в одностороннем порядке завладевает территориями, не входящими в число упомянутых в договоре «сфер влияния», то меморандум Риббентропа можно расценивать как своего рода предупредительный выстрел⁶⁶⁷.

Однако шаг на юг, сделанный Сталиным, остался без каких-либо последствий, и хотя Берлин фактически закрыл на него глаза, тревожный звонок все же прозвенел. У Гитлера окрепла решимость установить над всем регионом собственный контроль. И вскоре последовала довольно некрасивая драка за Балканы, в ходе которой Румыния и Болгария превратились из суверенных государств в отчаявшихся сателлитов и просителей.

Первой сломалась Румыния. После того как Сталин аннексировал Бессарабию и Северную Буковину, правительство в Бухаресте отказалось от своей прежней политики шаткого нейтралитета и стало активно искать союза с Германией. Румыния дезавуировала англо-французскую гарантию 1939 года, вышла из Лиги Наций и, наконец, в середине июля 1940 года объявила о своем желании примкнуть к странам Оси. Однако таких знаков уважения оказалось недостаточно, чтобы спасти ее от соседей: Болгария и Венгрия предъявили ей территориальные претензии – на Южную Добруджу и Трансильванию, соответственно, – и по решению арбитража с участием Германии и Италии эти претензии были удовлетворены. Правительство короля Кароля неизбежно распалось, а сам король отправился в изгнание. Это положило начало напряженному союзу между прогерманским генералом Ионом Антонеску, провозгласившим себя кондукэтором, и доморощенными фанатиками румынского фашистского движения – «Железной гвардией». В итоге Румыния, лишившаяся своих спорных территорий и раздираемая политическими волнениями, окончательно втянулась в орбиту Германии. Очередь была за Болгарией.

К концу лета 1940 года германо-советские отношения заметно испортились. В стратегическом смысле две страны двигались встречным курсом. Если еще в конце 1939 года они были нацелены на сотрудничество, то с тех пор многое изменилось, и дело шло к конфронтации. Каждая из сторон все больше подозревала другую в нечестных намерениях. Пожалуй, весьма типично довольно резкое заключение НКВД, сделанное в 1940 году по случаю первой годовщины подписания пакта: «Упоенное победой, германское правительство совместно с итальянским и без ведома правительства СССР, нарушая соглашение 23.8.1939 года, решает судьбу балканских народов»⁶⁶⁸. И ирония, и источник проблемы состояли в том, что Берлин мог бы с той же степенью справедливости обвинить Москву ровно в том же.

В экономике отношения тоже расшатывались. Несмотря на довольно весомые преимущества, которые получили обе стороны в течение предыдущего года, и Москва, и Берлин ощущали разочарование. Немцы злились из-за того, что связи с Москвой не приносили ожидавшихся обильных плодов, и хорошо понимали, что другие источники – например, оккупированная Франция или Румыния – на поверку оказались куда щедрее, чем СССР. А советская сторона сознавала, что ее отношения с Германией, до сей поры в лучшем случае беспокойные, нуждаются в перенастройке: необходимо было осмыслить огромные перемены, которые привнес военный год. Сложности с торговлей, которую обе стороны рассматривали как важную составляющую политического соглашения, сделались всего лишь индикатором более серьезных проблем.