Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Доля добычи, доставшейся Гитлеру по условиям нацистско-советского пакта, тоже оказалась немаленькой. Он не только наконец провел долгожданную Польскую кампанию и, действуя на пару со Сталиным, забрал себе половину Польши, но и условился об экономической помощи со стороны СССР, чтобы в будущем избежать худших последствий ожидаемой блокады Германии со стороны Британии. Но, пожалуй, самой важной задачей для Гитлера оставалось тыловое прикрытие (Rückendeckung), а пакт со Сталиным как раз решал вопрос с безопасностью тыла и позволял ему безнаказанно бросить все силы на запад, уже не боясь призрака войны на два фронта. И потому в апреле 1940 года Гитлер двинул войска на Скандинавию – прежде всего для того, чтобы пресечь планировавшуюся Британией попытку оккупировать Нарвик в Северной Норвегии, а еще чтобы завладеть стратегически важным западным побережьем Норвегии. Оккупация немцами прошла относительно гладко. В Дании вся операция продлилась от силы шесть часов, и погибло всего несколько десятков человек. С Норвегией так легко не получилось: норвежская армия оказала жесткое сопротивление, а в Нарвике произошла попытка союзной интервенции, и сломить ее немцам удалось лишь в середине июня.

К тому времени, после шести месяцев так называемой странной войны, военная кампания на западе Европы уже шла. 10 мая 1940 года, когда танки Гитлера наконец вошли во Францию и Нидерланды, остальным странам Европы и всего мира показалось, что теперь-то начинается самое главное – что вот-вот произойдет решающий бой и станет ясно, кому будет принадлежать власть над Европой. В первый день кампании британский генерал Алан Брук записал в своем дневнике, что началось «одно из величайших сражений в истории»³¹².

Конечно же, ставки были очень высоки. Всего на западный фронт согнали 285 дивизий и больше семи миллионов солдат. Соотношение численности личного состава и военной техники у противостоящих сторон было приблизительно равным (считалось даже, что у французов танки лучше), зато германское преимущество в силе духа и стратегии оказалось решающим. Обойдя линию Мажино и проехав по горному Арденнскому лесу, немецкие бронетанковые передовые части перехитрили и обогнали британцев и французов, обратили их в неудержимое бегство и нанесли им одно из самых катастрофических поражений в современной военной истории. Нисколько не напоминая медлительные, монотонные операции Первой мировой, какие наверняка рисовали себе Сталин и другие, эта кампания строилась на очень быстром движении и служила яркой иллюстрацией стратегии блицкрига – молниеносной войны³¹³.

Пока внимание всего мира было приковано к событиям на линии Мажино, в Седане и Арденнах, Москва, похоже, поняла, что пора еще крепче вцепиться в Прибалтику. 16 мая в «Известиях» появилась статья, утверждавшая, в связи с недавним крахом Бельгии, Люксембурга и Нидерландов, что «нейтралитет малых стран» – всего лишь «фантазия», и предупреждавшая, что таким государствам не стоит забывать: «политику нейтралитета нельзя назвать иначе как самоубийственной»³¹⁴. Это предупреждение почти сразу же обернулось мрачным пророчеством.

За два дня до публикации этой статьи в «Известиях» Молотов узнал от своих коллег в Литве о деле младшего офицера Красной армии по фамилии Бутаев, по-видимому, похищенного из военной части и позднее умершего при загадочных обстоятельствах. В другое время такое событие, хоть и тревожное, наверное, не вызвало бы международного скандала, однако май 1940 года был временем необычным. И советская сторона не замедлила с ответом. 25 мая, как раз когда на западе немцы вели стремительное наступление на британские и французские части, Молотов вызвал в Кремль литовского посла. Он сообщил своему гостю, что, кроме Бутаева, в Литве пропали еще два красноармейца, и намекнул на то, что военных подпоили, вовлекли в какое-то преступление и убедили дезертировать. Ответственность за эти события, заявил Молотов, лежит на литовских властях, которые явно желают спровоцировать Советский Союз. В заключение он потребовал, чтобы литовское правительство «предприняло необходимые шаги… для прекращения подобных провокаций», в противном случае он будет вынужден перейти «к другим мероприятиям»³¹⁵.

Советский гнев, конечно, обрушился не на одних только литовцев. 28 мая в «Правде» вышла статья, критиковавшая «лояльное отношение» к Великобритании среди эстонцев и сетовавшая на то, что, в частности, Тартуский университет превратился в настоящий рассадник «пробританской пропаганды»³¹⁶. А эстонской делегации, приехавшей в Москву на книжную выставку, довелось на себе испытать резкую смену политического климата. 26 мая, в день приезда, эстонцев тепло принимали и чествовали, но уже через два дня атмосфера сделалась настолько враждебной, что делегатам пришлось вернуться домой раньше времени³¹⁷.