Дьявольский вальс

— Кто-то, кто делится с Кэсси инсулином? — Стефани покачала головой. — В самом начале, при исследовании обмена, веществ у Кэсси, мы проверили обоих — и Чипа, и Синди. Все в норме.

— Что ж, хорошо, — проговорил я, — просто повезло, что удалось это обнаружить.

Стефани остановилась и поцеловала меня в щеку.

— Я ценю твои замечания, Алекс. Я так рада, что имею дело с биохимией, иначе рискую потерять из виду другие возможности.

* * *

Вернувшись на цокольный этаж, я поинтересовался у охранника, где находится отдел кадров. Он осмотрел меня с головы до ног и ответил, что прямо здесь, на этом этаже.

Оказалось, нужный мне отдел располагался там же, где и раньше. Две женщины сидели за пишущими машинками, третья раскладывала бумаги по папкам. Она и подошла ко мне. Соломенного цвета волосы, остренькое личико, лет под шестьдесят. Под карточкой-пропуском висел круглый, показавшийся мне самодельным, значок, на котором была прикреплена фотография большой лохматой овчарки. Я объяснил, что хочу послать открытку с выражением сочувствия вдове доктора Лоренса Эшмора, и попросил его домашний адрес.

— О да, это ужасно, не правда ли? Что происходит с этим заведением?! — сказала она прокуренным голосом и пролистала папку размером с небольшой городской телефонный справочник. — Вот, пожалуйста, доктор. Норт-Виттиер-драйв в Беверли-Хиллз. — Она назвала улицу в 900-м квартале.

Северная сторона Беверли-Хиллз — район лучших земельных участков, 900-й квартал расположен прямо над бульваром Сансет. Лучший из лучших. Ясно, что Эшмор жил на средства намного бо́льшие, чем субсидии на научную работу.

Служащая вздохнула:

— Бедняга. Это говорит о том, что безопасность купить нельзя.

— Да, согласен.

— Хотя как сказать…

Мы обменялись понимающими улыбками.

— Милая собачка, — заметил я, указывая на значок.

Женщина расцвела:

— Это моя драгоценность — мой чемпион. Я развожу староанглийскую породу за их характер и работоспособность.

— Это, наверное, интересно.

— Больше чем интересно. Животные отдают нам все, ничего не ожидая в ответ. Мы могли бы кое-чему поучиться у них.

Я кивнул.

— Еще один вопрос. С доктором Эшмором работал некто Д. Кент Херберт. Медицинский персонал хотел бы сообщить ему о благотворительном фонде, установленном клиникой в честь доктора Эшмора, но его не могут разыскать. Мне дали поручение связаться с ним, но я не уверен даже, продолжает ли он работать у нас, поэтому, если у вас есть его адрес, я был бы вам весьма благодарен.

— Херберт. Гм. Значит, вы полагаете, он ушел из клиники?

— Не знаю. Мне кажется, в январе и феврале его фамилия еще была в списках на зарплату, если это вам поможет.

— Возможно. Херберт… Надо посмотреть.

Подойдя к своему столу, женщина сняла с полки другую толстую папку.

— Херберт, Херберт, Херберт… Ну вот, здесь есть парочка Хербертов, но, кажется, оба они вам не подойдут. Роланд Херберт из пищеблока и Дон Херберт из токсикологии.

— Скорее всего, это Дон. Доктор Эшмор специализировался именно в токсикологии.

Служащая поморщилась:

— Дон — это женское имя. Мне казалось, вы разыскивали мужчину.

Я беспомощно пожал плечами:

— Вероятно, какая-то путаница. Врач, сообщивший мне это имя, не знал лично Херберта, поэтому мы оба решили, что это мужчина. Прошу извинения за мужской шовинизм.

— О, не беспокойтесь из-за такой ерунды, — воскликнула служащая. — Я в эти дела не ввязываюсь.

— А есть ли у этой Дон средний инициал К?

Она посмотрела в документы:

— Да, есть.

— Ну, тогда это она. Меня просили разыскать Д. Кент Херберт. А какая у нее должность?

— Хм, пять тридцать три А — сейчас посмотрю… — Она пролистала страницы еще одной книги. — Похоже, она была ассистентом по научной работе. Первая степень.

— Она случайно не перешла в другое отделение?

Посмотрев еще в одной папке, женщина ответила:

— Нет. Похоже, она уволилась.

— Гм… А у вас есть ее адрес?

— Нет, ничего. Мы выбрасываем личные дела через тридцать дней с момента ухода — у нас серьезная проблема с помещениями.

— Когда именно она уволилась?

— Это я могу вам сказать. — Она перелистнула несколько страниц и указала на непонятную для меня кодированную запись. — Вот здесь. Вы правы — в феврале она еще работала. Но это был ее последний месяц здесь — она предупредила об уходе пятнадцатого, и официально вычеркнута из списка на зарплату двадцать восьмого.

— Пятнадцатого, — повторил я. На следующий день после того, как она взяла историю болезни Чэда Джонса.

— Да. Посмотрите: два тире пятнадцать.

Я покрутился в отделе кадров еще несколько минут, слушая рассказ о ее собаках. Но думал я о двуногих созданиях.

* * *

В 3.45 пополудни я покинул автостоянку. В нескольких футах от выезда полицейский на мотоцикле выписывал какой-то медсестре квитанцию на штраф за нарушение правил перехода улицы. Медсестра казалась разъяренной; лицо полицейского напоминало пустой бланк.