Таня. Глаза ее были похожи на кофе. Такие же маняще-сладкие и вдруг обжигающие горечью. А еще, как в хорошем, правильно приготовленном кофейном напитке, в них вспыхивали разноцветные огоньки, раскаленные искры, обжигающие до такой степени, что после них жить прежней жизнью было уже нельзя. Таня и не могла жить — никакой прежней жизнью. Да и нормальной — тоже. Он ведь знал это с самого начала, хотя и пытался обманывать столько лет. Только вот кого — ее или себя?
Когда-то это знание причиняло Сосновскому мучительную боль. По образованию он был юристом, и когда-то в университете прослушал курс криминологии, даже получил высший балл. И он прекрасно знал эту истину: преступники, особенно удачливые преступники, живущие в мире криминала не один год, уже никогда не смогут жить обыкновенной жизнью, как все обычные люди. Жизнь обычных людей со всеми их радостями и заботами будет для них невыносимо скучна.
Невыносима настолько, что они ее уничтожат всеми правдами и неправдами. Поэтому вполне объяснимо и понятно было то, что происходило с Таней. Жить иначе она уже не могла.
Узнав, что Таня родила дочь, Володя мучительно страдал за бедную девочку, даже не зная о том, что это была его дочь. Он заранее представлял, во что может превратить жизнь ребенка такая мать. И в первое время даже надеялся, что материнство образумит Таню, что ради ребенка она пересилит свои собственные пороки. Но этого не произошло. Ребенок не изменил Таню.
И когда Бог распорядился совершенно другим образом, решив забрать от зла и падения этого маленького ангела, Володя не сомневался, что с такой матерью это будет лучше для всех.
Но рана в душе его была такой кровоточащей, так сильно изъела его сердце, стала такой не проходящей, не заживающей, что в пылу отчаяния Володя и крикнул в лицо Тане те страшные слова. Но только с той разницей, что обвинял не ее, а себя. За то, что позволил ей убить, сломать эту маленькую жизнь.
Первое время, узнав правду, Володя сходил с ума от ненависти. Он возненавидел Таню с какой-то страшной, просто животной силой! Наверное, он задушил бы ее, попадись она ему на пути.
Он ненавидел ее за то, что она не уберегла его дочь, за то, что лгала и не сказала ему правду, за то, что своим эгоизмом и безрассудством обрекла маленькую девочку на смерть. Володя не сомневался ни секунды, что именно образ жизни Тани, ее многочисленные грехи и стали причиной того, что произошло с их дочерью. Эта кара заслуженно обрушилась на Таню, она действительно заслужила ее.
Но больше всего Володя ненавидел ее за то, что ее образ, ее неповторимый и никогда не забываемый образ как кровоточащая татуировка был выжжен на его сердце. И убрать это клеймо оттуда он не мог, подобных способов просто не могло существовать.
И постепенно алая, полыхающая, кровавая ненависть сменилась удручающей, такой тягучей тоской, которая, как беспощадная петля, схватила, обвила, сжала его горло. И с этой петлей на шее, с этой тоской Володя больше не мог ни жить, ни дышать.
Потом, приложив нечеловеческие усилия, он смог вернуться к нормальной жизни. Но образ Тани остался в его сердце — точно так же, как и был.
Таня улыбалась посреди кровоточащего шрама на его сердце, все еще истекающего кровью. С той только разницей, что теперь Володя сжился с этими каплями, знал их вкус, запах и цвет. Он привык жить посреди этого моря боли. Таня приходила к нему — время от времени, в снах, в минутных провалах в прошлое, во всем, что происходило с ним.
И вот теперь она снова вошла в его жизнь, вошла так же страшно, как всегда это происходило. И оставалось только привыкнуть к этой мысли, к тому, что это не сон.
Володя попытался разложить по полочкам известные ему факты. Итак, Таня вновь вернулась в криминал. Сколотила банду. Даже после смерти Кагула сделать это ничего ей не стоило, ведь со времени ее последних подвигов прошло совсем мало времени, и авторитет ее был по-прежнему высок.
Банда собрана. Начались разбои. География их обширна: Французский бульвар, центр города — Рише- льевская, Ближние Мельницы… То есть бандиты не были привязаны к одному определенному району, а действовали по всей Одессе. Для Тани это как раз характерно. Она любила рисковать.
Но. Володя вдруг понял, что это было за «но». И это вдруг обожгло его ужасным холодом. С самого начала, с самого допроса нэпмана его мучило чувство, что здесь, во всех этих историях, что-то было не так.
И вот теперь, раскладывая факты по полочкам, Володя понял, что именно было не так. Было нечто, не вписывающееся в общую схему и не похожее на все остальные дела Тани.
Это были трупы. Таня не убивала. Во-первых, она не умела стрелять, во-вторых, она никогда не брала в руки оружие, в-третьих, он просто не мог представить Таню в роли хладнокровной убийцы! Во время своих налетов Таня не убивала! Что же произошло?