Дичь для товарищей по охоте

«…Мы поселились под Ригою, на взморье, в одном из пансионатов курорта Бильдерлингскоф. В крепости Алеша написал пьесу „Дети солнца“, а здесь начал наброски пьесы „Враги“ и фрагменты повести „Мать“. Весной ему разрешают поехать в Крым, чтобы поправить здоровье. Как вы, Савва Тимофеевич? Напишите о ваших делах, и приезжайте, коли сможете. Андреева». [34]

Морозов позвал секретаря:

— Телеграфируйте в Ригу Андреевой. «Нездоров. Несколько дней пробуду в Москве».

Откинулся на спинку кресла и закурил. Куда уж тут ехать… Плохие новости. На мануфактуре вот-вот начнется забастовка…

* * *

Поздно вечером Савва ехал от станции к фабрике. На сердце было тяжело. Не выходили из головы слова Зинаида, брошенные вслед: «Что, дождался благодарности!? Вот тебе твои театры, школы, библиотеки, детские сады, добротное жилье, больницы! Езжай Уговаривай рабочих! Получишь все обратно… одним общим плевком в лицо».

«Смутное время в предчувствии неизбежных перемен, — размышлял он. — И непривычное состояние: события бегут впереди, а я пытаюсь догнать. Хорошо, хоть с Машей подстраховался. Именно — подстраховался», — улыбнулся он, вспоминая недавнюю встречу в больнице в Риге.

…Маша полулежала на кровати и смотрела печальными глазами.

— Что грустите, Мария Федоровна? — спросил он тогда, присев рядом на неудобный больничный стул.

— Не знаю, Савва Тимофеевич. Одиноко очень. Вот, что-то последнее время все думаю — и зачем живу?

А он удивился, посчитав такой вопрос неуместным для нее, только что оправившейся от смертельного недуга.

Маша остановила его благодушное бормотание нетерпеливым жестом и, нахмурившись, сказала:

— Изволили спросить, Савва Тимофеевич, так извольте выслушать ответ. Так я говорю — грустно мне. Сами посудите: у Алеши — жена, дети. У вас — жена, дети. А у меня — дети и… — запнулась она. — Путано все — перепутано, — поморщилась как от боли. — Вот и думаю, может, вы и правы были, когда беспокоились, чтобы я под забором в нищете не умерла? — на глазах ее выступили слезы. — Что ж. И пусть, — всхлипнула она жалобно как ребенок. — Только бы дело наше, верное, честное, по всей земле победило, и все люди зажили счастливо и богато.

Потом подумала немного и добавила:

— Хотя бедной в старости быть не хочется…

А он тогда рассмеялся:

— Вы ж социалисты — богатых, вроде, не любите? У богатых же надобно все отнять и поделить поровну между всеми. Нет? Хоть и кажется мне, что недолго такое равенство в обществе продержится. Головы всем разом не переставишь.

Маша вздохнула и машинально поправила волосы, а он отогнул белоснежную простыню и пересел на краешек кровати.

— Зря вы так близко садитесь, от меня же пахнет, как от аптечной лавки, — немного отодвинулась она в сторону.

А он сказал, что запахи в последнее время различать перестал, врачи говорят — от нервов. А потом, осторожно взял ее руку и…

Савва прикрыл глаза, вновь переживая тот момент:

— Маша… Я решил… Не знаю, как выразить, слова выбирать не приучен, так что говорю, как ты любишь выражаться, «без вывертов». Я, Маша, жизнь свою застраховал. На сто тысяч рублей. [35]Время такое сейчас, что, сама понимаешь, все может случиться. Полис страховой на предъявителя тебе отдаю. Коли что со мной случится — знаешь, как им распорядиться. Сочтешь нужным — партии своей деньги дашь, но не все, Маша, не все Упаси бог Себе хоть часть оставь. Словом, мне важно знать, что в случае чего и после смерти своей тебя оберегать буду, хоть умирать пока не намерен.

И отдал ей конверт, запечатанный сургучной печатью.

А она тогда заплакала…

…- Здравия желаем, Савва Тимофеевич! — услышал он бодрые голоса и открыл глаза. Экипаж въехал в Орехово-Зуево. Наряд городовых под фонарем при въезде в город молодцевато поприветствовал хозяина. Повернув голову, Савва заметил мундиры городовых на соседней улице и на другой…

«Та-ак. Не иначе, как маменька через Назарова распорядилась», — подумал он раздраженно.

У входа в здание правления, несмотря на поздний час, собрались люди — фабричные старосты и делегаты от рабочих, ожидавшие его приезда.

Встреча началась спокойно. Савва выслушал список экономических требований.

— Значит, ежели итожить, то главное требуем: на тридцать процентов повысить расценки, до восьми часов в сутки укоротить рабочий день, допустить рабочих к прибылям наравне со служащими, — прочитал по бумажке худой, сутулый мужчина, сидящий за столом напротив.

— Поясню подробнее, — вступил коренастый делегат, грустные глаза которого говорили, что сидеть здесь ему скучно, потому что ничего хорошего от встречи не ожидает. — Это означает дважды в год, как сейчас служащим, к Рождеству и Пасхе, выдавать рабочим наградные.

Все оживились.

Савва медленно поднялся.