Дидро и цивилизация России

В 1980-е годы вышли работы советских историков о русских связях Дидро, написанные на высоком научном уровне. Борис Григорьевич Райский детально изучил связи Дидро с братьями Нарышкиными[56]. Он не только окончательно решил вопрос, о который «спотыкались» почти все отечественные историки, начиная с В. А. Бильбасова: с кем из многочисленного семейства Нарышкиных поддерживал тесные связи французский философ и в чьем доме он провел пять месяцев в Петербурге[57], – но и привел многочисленные свидетельства того, что именно братья Нарышкины – Алексей и Семен Васильевичи – были важным источником знаний Дидро о России и ее культуре. Эти знания, по мнению Райского, позволили Дидро трезво оценить законодательство Екатерины II и ее внутреннюю политику. Поэтому императрице не удалось ввести своего собеседника в заблуждение относительно «обстоятельств» ее правления. Правда, исследователь работал лишь с источниками, исходившими от самого Дидро, и не обратил внимания на сочинения А. В. Нарышкина, позволяющие задуматься об идейном влиянии Дидро на русских собеседников.

Не менее тщательно подошел к теме «Дидро и Д. А. Голицын» Геннадий Семенович Кучеренко (1932–1997)[58]. Историк, прекрасно ориентировавшийся в отечественной и зарубежной литературе вопроса, проследил историю дружбы русского дипломата и французского философа, продолжавшейся более четверти века. В статье затрагивается и вопрос о влиянии Дидро на социально-политические и эстетические взгляды русского дипломата и ученого. Именно идейными расхождениями Кучеренко объяснил охлаждение отношений между своими героями: «полевение» Дидро и его разочарование в идее просвещенного монарха и «поправение» Голицына окончательно их развели. Как отмечал Кучеренко, сочинения Дидро о России – это «сгусток накопленных годами знаний о русской действительности, итог долгих раздумий о России… Эти знания черпались из книг… из рассказов посетивших Россию соотечественников и из наблюдений русской жизни во время поездки в Петербург и пятимесячного пребывания в нем»[59].

Литературовед Галина Николаевна Моисеева рассмотрела сюжет об отношениях Е. Р. Дашковой со знаменитым энциклопедистом, исходя из содержания «Записок» ученой княгини[60]. Эта работа была продолжена французским историком А. Нивьером, выступившим на конференции в Санкт-Петербурге в 1993 году, посвященной 250-летию Дашковой[61]. Автор отмечал не только некоторые точки идейного соприкосновения искренне симпатизировавших друг другу собеседников, но и показывал значение встреч с Дидро для налаживания отношений Дашковой с Екатериной II.

Натан Яковлевич Эйдельман обращался к источниковедческим аспектам темы «Дидро и Дашкова»[62]. Он писал о происхождении и судьбе документов, проливающих свет на общение философа с русской княгиней, сравнивал их свидетельства о встречах.

С давних пор исследователи не перестают упрекать Дидро в незнании России, в умозрительности его политических построений[63]. Известная британская исследовательница Исабель де Мадарьяга (1935–2013) пошла дальше: она оправдывает Екатерину II как практического политика в диалоге с Дидро, который не был и не мог быть политиком-практиком. «Многие его идеи казались привлекательными в теории, но не имели никакого отношения к реальности. Благородные, щедрые, во многом идеалистические, они представляли собой скорее образ мыслей, чем политическую программу»[64]. Издатель политических сочинений Дидро Л. Версини в статье «Дидро и Россия»[65] вполне в духе Лортолари продолжает утверждать, что философ ничего не видел в России: «он не увидел ни Москвы, ни деревни, ни народа…», долгой русской зимой он не выходил из дворца Нарышкиных на Исаакиевской площади (sic!), кроме тех случаев, когда бывал у Екатерины II. При этом автору остается только «удивляться» ясности и проницательности представлений Дидро о России, продемонстрированных на страницах его «русских» сочинений.

Еще более далеким от реальной России и ее людей предстает Дидро в книге американского исследователя Ларри Вульфа[66]. Он реконструирует восточноевропейские фантазии, которые, по его мнению, увлекли и Дидро. Русские «мечтания», «сны наяву» Дидро, замечает Вульф, «лишь чуть-чуть не дотягивали до мечтаний барона Мюнхгаузена». Таким образом, исследователь вновь возвращается к идее «русского миража» и в этом отношении делает шаг назад по сравнению со своей соотечественницей Кэролин Уилбергер, которая, на мой взгляд, более реалистично воспринимала проблему «Дидро и Россия»[67].