Карлик кинулся к щели и схватил журналиста как раз в ту секунду, когда веревка оборвалась. Ее остатки парень выкинул вниз, а сам выбрался наружу. Дневной свет сильно ударил по глазам. Голова у Глеба закружилась, и он уселся прямо на землю. После пережитого потрясения он еще долго приходил в себя. Тем временем кот совершил прогулку по окрестностям и вскоре возвратился с новостями. К сожалению, покинув миражи, он утратил свою способность разговаривать, но это не мешало ему активно принимать участие во всех делах. Он принялся усиленно мяукать и фыркать, привлекая внимание компаньонов. В конце концов и Глеб, и Тотя, оба уставились на него. Жорик мотнул головой, показывая, чтобы они следовали за ним.
– Ладно, – сказал журналист, – сейчас пойдем. Только нужно лаз закрыть. Не дай бог, его кто-нибудь обнаружит.
Кот терпеливо ждал, пока парень и карлик аккуратно уложат деревянную крышку и засыплют ее землей, ветками и сухими листьями. После этого он вновь зафыркал, призывая их идти. Глеб и Никитотий послушно поплелись следом за Жориком. Их путь пролегал через живописный лес. Желтые, зеленые и алые листья шуршали под ногами. Пахло свежестью. Создавалось впечатление, что дорога идет под уклон.
– Кажись, с горы спускаемся, – заметил Тотя.
– Да, дед Матвей так и говорил, – произнес журналист.
Они еще немного попетляли между деревьями и спустились к подножию довольно высокого холма. Впереди виднелось шоссе, по которому туда-сюда сновали груженые КамАЗы.
– Где это мы? – поинтересовался карлик.
– Если меня не подводит интуиция, то где-то недалеко от Жигулевска… Город так называется, – ответил Глеб. – Только как мы будем отсюда до Великого Устюга добираться?! Ума не приложу! Денег почти не осталось, еды нет, сменной одежды тоже. А в таком виде нас не то что в поезд, но даже и ни в один автобус не пустят.
Он представил их троицу со стороны: рыжий слепой кот, такой же рыжий, при этом всклоченный и грязный карлик, одетый в доисторическую одежду и увешанный монетами и ключами, и во главе компании он – Глеб – с небольшим ежиком на лысине, в полуистлевшей одежде, со впалыми щеками и оранжевым сиянием вокруг. Колорита добавлял кухонный нож, торчащий у Никитотия из-под безрукавки, и диадема, болтающаяся на рубашке журналиста. Кроме того, на его пальце ярко блестел перстень царя Соломона, и уж он-то никак не вязался с внешним видом парня. Глеб быстро развернул перстень камнем внутрь ладони, отвязал диадему от рубашки и засунул ее под одежду, придерживая локтем. Затем он обратился к Тоте:
– Нож придется спрятать!
– Зачем? – удивился тот.
Нож для него являлся предметом гордости и отличия. Никитотий никак не мог взять в голову, для чего скрывать такую достойную вещь.
– У нас в тюрьму могут посадить за ношение холодного оружия, – заметил журналист. – За диадему и перстень, кстати, тоже.
– Дикая страна – дикие нравы! – с досадой произнес карлик.
После этого он спрятал нож за спину, за пояс, под безрукавку.
– Отлично! – сказал парень. – Теперь попробуем добраться автостопом до города, а там… видно будет!
Он подхватил Жорика и двинулся к шоссе. Там компаньоны простояли не менее часа. Отчего-то никто не хотел подбирать разношерстную троицу. Наконец, вдалеке появился оранжевый КамАЗ с прицепом.
– Сейчас или никогда! – громко произнес Глеб и вышел на дорогу, раскинув в стороны руки.
– Сдурел! – закричал Тотя. – Он же тебя собьет!
И он кинулся к журналисту, пытаясь столкнуть его с трассы. Однако Глеб стоял монолитно. КамАЗ остановился. Его дверца открылась, и из кабины выглянул улыбающийся шофер.
– Что, парни, – крикнул он, – один решил свести счеты с жизнью, а второй не дает?!
Он расхохотался и добавил:
– Хорошо, когда есть такие друзья!
– Да нет… – извиняющимся тоном промолвил журналист. – Мы просто попутку никак не можем поймать, чтобы до города добраться. Поэтому пришлось прибегнуть к столь рискованному способу.
– Ладно, садитесь! – махнул рукой шофер. – Вы, я вижу, ребята веселые, так что в пути не соскучимся!
Компаньоны поспешили сесть в кабину, опасаясь, что водитель может передумать.
– А что вы такие грязные? – со смешком поинтересовался тот. – Словно подкоп рыли. И одежда на вас странная. А у рыжего глаза вообще белые!
– Понимаете, – начал врать Глеб, – мы – статисты. Снимаемся в фильме про Ивана Грозного. У моего друга это линзы, по сценарию он слепой. Вчера случайно отстали от съемочной группы и заблудились. Поскольку мы не на главных ролях, нас никто и не хватился. Денег у нас нет, еда и вещи остались в машине студии. Вот и приходится голосовать на шоссе, рассчитывая на чью-то жалость.
– Понимаю… – серьезно произнес шофер. – Я сам как-то раз в рекламе снялся. Машину гонял туда-сюда раз тридцать, весь день проторчал на жаре без обеда, да и денег заплатили так… копейки. После этого я с кинематографом завязал, да и вам советую. Лучше давайте к нам, в дальнобойщики! Вот где романтика! И оплата достойная.
– Мы бы рады, – сказал журналист, – но у нас все осталось в машине съемочной группы. Догнать бы их, забрать вещи, а там можно и профессию менять.