Дикая Флетчер

Джона ненамного старше меня, понимаю я теперь, когда он не прячется за кепкой и солнцезащитными очками. Лет тридцати, наверное, с небольшими морщинками между бровей. Его длинные, влажные и всклокоченные волосы свисают до линии челюсти, их концы растрепаны так, будто к ним уже много лет не прикасались ножницы.

Кстати, он не такой громоздкий, каким казался вчера из-за куртки. Вернее, он большой, но удивительно подтянутый, что стало очевидным, когда я мельком увидела ребристый торс, прежде чем его черная рубашка скрыла это приятное зрелище.

Но больше всего меня поразили его глаза. Они пронзительны в своем жестком взгляде, но радужки имеют самый светлый, самый красивый оттенок льдисто-голубого, который я когда-либо видела у мужчины.

Под всеми этими неухоженными волосами Джона на самом деле привлекательный.

– Калла!

Я вздрагиваю.

– Тебе что-то нужно? – спрашивает он медленно, раздраженно; это говорит о том, что в первый раз я пропустила его слова мимо ушей, слишком занятая разглядыванием.

Жаль, что к этим красивым глазам прилагается такой черствый язык.

Я прочищаю горло.

– Мне нужно, чтобы ты отвез меня в город.

Его взгляд устремляется в сторону дома моего отца.

– Что не так с грузовиком Рена?

– Ничего. Но у меня нет водительских прав.

Кустистые брови Джоны взлетают.

– Ты шутишь. Сколько тебе лет, что у тебя нет прав?

– Мне это никогда не было нужно, – защищаюсь я.

Его губы трогает медленная, понимающая ухмылка.

– Ты заставляешь всех остальных возить тебя, да?

– Нет! Я живу в городе с общественным транспортом. Знаешь, что это такое? – огрызаюсь я, мой характер мгновенно вспыхивает. Обычно я так не веду себя с посторонними людьми.

Конечно, когда мне нужно уехать из Торонто, меня кто-нибудь подвозит – моя мама, Саймон, Диана или множество других друзей, у которых есть машины, но в этом нет ничего плохого.

Да и вообще это не имеет никакого отношения к делу.

Я знала, что приходить к Джоне было ошибкой.

– Знаешь что? Неважно. Я съезжу сама. Большое спасибо.

Крутанувшись на пятках, я спускаюсь по ступенькам и пересекаю лужайку, направляясь прямо к папиному грузовику. Я захлопываю за собой дверь и несколько мгновений пребываю в убийственной ярости, мои руки дико размахивают, бьют по стеклу, приборной панели и по мне самой, убивая небольшую ораву комаров, которые проследовали за мной внутрь.

Только убедившись, что все до единого раздавлены, я позволяю себе устроиться на водительском сиденье с выражением мрачного удовлетворения, а пальцы сжимают нижнюю часть рулевого колеса.

Здесь пахнет табаком. Нет никаких улик – ни окурков в стаканчике, ни пустой картонки, отброшенной в сторону, ни даже тонкой пластиковой полоски, которой запечатывают свежую пачку, – но я все равно чувствую запах сигарет, дым въелся в потертую ткань сидений.

Ключи лежат там, где сказал отец, в замке зажигания, ждут, когда я или кто-то другой запрыгнет в машину и уедет. Угроза со стороны «кого-то другого» явно невелика.

Я могу съездить в город. Это два поворота, как сказано в записке. Пустая грунтовая дорога, которая, возможно, ведет к асфальтированной. Несколько стоп-знаков. Несколько светофоров. Зеленый означает «вперед», красный – «стоп».

Это не ракетостроение, и я бывала пассажиром достаточно долго, чтобы понять кое-что.

– Дерьмо.

Я с ужасом смотрю на рычаг переключения передач, торчащий из пола. Тут механическая коробка передач. Это то, в чем я так и не смогла разобраться, сколько бы раз ни ездила рядом с водителем.

Я откидываю голову назад, и с моих губ срывается громкий стон. Вокруг столько открытого пространства, а я в ловушке.

Дверь со стороны пассажира открывается. Джона вскидывает руку.

– Зачем тебе нужно, чтобы я отвез тебя в город? – Его тон по-прежнему суровый, но менее агрессивный.

– Потому что в этом доме нечего есть.

– Совсем ничего? – ухмыляется он.

– Ничего, – огрызаюсь я, больше от досады, чем от чего-либо еще. – Испорченное молоко и кетчуп. Мой отец оставил деньги и записку и уехал еще до того, как я проснулась. А Агнес не может приехать до полудня. У меня раскалывается голова, потому что я еще не пила кофе, и я голодаю.

И пребываю во все более скверном настроении.

– Это совсем не трагедия, – бурчит Джона, бросая взгляд на часы, а затем на восток, где снижается самолет. Он вздыхает. – Научись просить в следующий раз.

– Я попросила.

– Нет, это было похоже на требование, а я не очень хорошо на них реагирую.

Я смотрю на него, мысленно повторяя свои слова. Я попросила, разве нет? Может, и нет.

– Ну? – Льдисто-голубые глаза широко распахнуты. – У меня не так много времени. И лучше бы тебе поторопиться, потому что впереди у меня целый день полетов, если погода будет благоприятствовать.

Он захлопывает дверь и ковыляет обратно через дорогу.

С равными облегчением и трепетом я выпрыгиваю и следую за ним до самого его внедорожника – приземистого, старой модели «Форда Эскейп» зеленого цвета, у которого отсутствует заднее колесо, но в остальном он в приличном состоянии.