Они разного возраста, некоторые совсем маленькие – десяти или одиннадцати лет, один – пожилой коренной житель Аляски, хромота которого настолько выражена, что ему следовало бы ходить с тростью.
– Он упадет и поранится, – шепчу я, больше для себя и не ожидая ответа от Джоны, кроме, может быть, ворчания.
– Юпики – народ крепкий. Этот человек, вероятно, проходит по пять километров каждый день.
Я хмурюсь.
– Какой народ?
– Юпики. Некоторые из них – атабаски или алеуты. – Джона поворачивает налево. – Деревни, в которые мы летаем, – это в основном общины юпиков.
– Так вот кто такая Агнес?
– Ага. Она выросла в деревне вверх по реке. Ее мама и братья все еще там, ведут натуральный образ жизни. – Вероятно, увидев мой хмурый взгляд, Джона быстро добавляет: – Они живут за счет земли.
– О! То есть что-то вроде «с фермы прямо на стол»? – В отличие от всех остальных обменов мнениями с Джоной я чувствую, что сейчас получаю полезную информацию о Западной Аляске.
– Конечно. Если ты хочешь сравнить образ жизни целой культуры с последней кулинарной тенденцией… – сухо произносит он.
Я изучаю лица людей, пока мы проезжаем мимо. Примерно половина из них – коренные жители Аляски, другая половина – кавказцы, за исключением одного восточного индейца, стоящего рядом с побитым автомобилем «Тахома» с поднятым капотом, из двигателя которого валит пар.
– Что делают эти люди? – Я указываю на трех мужчин лет двадцати, бредущих по дороге: двое придерживают матрас, а третий несет неудобную на вид коробку. Впереди в десяти метрах идет женщина с лампой в одной руке и ребенком, сидящим у нее на бедре.
– Я думаю, что они переезжают.
– Пешком?
– Возможно, они просто переместились на квартал или два. Люди не хотят жечь бензин ради такого, не при цене почти семь баксов за галлон.
– Я так понимаю, это много? – Я опасливо, но быстро добавляю: – Мы платим за литры.
Не то чтобы я смогла определить ценность в каком-либо измерении, но мне надоело чувствовать себя идиоткой в присутствии Джоны.
Он поднимает руку в случайном приветствии проезжающему мимо человеку на квадроцикле.
– Двойная стоимость газа в Анкоридже. Почти в три раза больше, чем в Смежных континентальных штатах.
«Смежных континентальных штатах»? Осмелюсь ли я спросить? Или это вызовет еще один сухой, тонко завуалированный ответ «ты такая невежественная».
Я достаю телефон, чтобы загуглить термин, но замираю, вспомнив, что здесь не ловит сеть.
– Так мы называем остальную часть Америки, – бормочет Джона, будто читая мои мысли. – Сюда все топливо поступает на барже, а затем сгружается на топливную ферму для хранения или перевозится вверх по реке в деревни на небольших лодках. Это требует больших дополнительных затрат на транспортировку и хранение. И это только для поддержания автомобиля в рабочем состоянии. Доставка каждого из этих транспортных средств обошлась в тысячи, помимо того, что они стоили при покупке. Многие люди здесь не имеют своего транспорта. А те, у кого он есть, хорошо заботятся о нем, чтобы прослужил долго.
Думаю, это объясняет, почему мой отец водит грузовик, которому не менее пятнадцати лет, хотя по обычным стандартам он мог бы позволить себе и получше.
Я молча рассматриваю машины, мимо которых мы проезжаем словно в подтверждение слов Джоны. Все это старые, изношенные модели со множеством неровностей и повреждений. «Форды», «ДжиЭмСи», «Хонды». Много пикапов. Ни одного блестящего «БМВ» в поле зрения.
К моему удивлению, мимо проезжает потертый белый седан с оранжевой надписью «Такси» на боку и номером телефона.
– У вас есть такси?
Джона фыркает.
– Их полно. Больше на душу населения, чем в любом другом городе США. За пять баксов ты сможешь добраться до любого места в Бангоре. За семь – в аэропорт.
Хотела бы я знать это раньше. Я бы с радостью позвонила в такси вместо того, чтобы иметь дело с Джоной. Хотя сейчас он ведет себя цивилизованно. Более чем цивилизованно, на самом деле. Он говорит полными предложениями.
Может быть, именно поэтому я осмеливаюсь спросить:
– Ты всю жизнь прожил на Аляске?
Повисает долгая пауза, и, думаю, может быть, я неправильно поняла его настрой, может быть, мне следовало заткнуться, пока я находилась в более выигрышном положении.
– Я родился в Анкоридже. Мы переехали в Вегас, когда мне было двенадцать лет. Я вернулся обратно около десяти лет назад.
– Вегас. В самом деле…
Острые голубые глаза быстро оглядывают меня.
– Почему ты так это произносишь?
– Просто я никогда не встречала того, кто действительно жил в Вегасе.
Моими единственными выходными там были пьяные, дорогостоящие трехдневные торжества с Дианой и двумя другими друзьями по случаю наших двадцать первых дней рождения. К тому времени, когда я свернулась калачиком в своем кресле, чтобы улететь домой, я была более чем готова к отъезду.
– Ага, ну, там есть кое-что еще, помимо Стрипа[14]
. Большинство местных жителей ни за что туда не сунутся.– Ты скучаешь по нему?
– Нет, черт возьми. Не мог дождаться, когда выберусь оттуда.
– Почему?
Джона вздыхает, будто у него нет сил отвечать на подобный вопрос.