Дикая Флетчер

Я носила сетку для волос только однажды, когда мне было шестнадцать лет и я, будучи бунтаркой, решила, что не смогу работать по выходным у мамы в ее цветочном магазине. Поэтому я устроилась на работу в магазин кексов через три дома. Я продержалась одну субботу, прежде чем вернулась к маме, потому что, какой бы сложной она ни казалась, она не заставляла меня носить непрезентабельные головные уборы.

– Почему ты сегодня не в самолете? – спрашивает Кейли, ее руки лениво перекладывают бумажные стаканчики, а ястребиный взгляд не отрывается от лица Джоны.

– Я отправлюсь в небо в ближайший час, как только закончу дежурство в детском саду. – Он кивает в мою сторону. – Это дочь Рена. Она еще не поняла, где находится.

– В данный момент – в аду, – огрызаюсь я, мое раздражение неожиданно вспыхивает. Я голодна, моя голова раскалывается, а он шутит на этот счет.

Джона смотрит на меня ровным взглядом, а затем наклоняется, чтобы опереться своими мускулистыми предплечьями на стойку.

– Эй, есть шанс, что ты сможешь взять с полки упаковку того, что ей нужно, и сделать кофе, чтобы ей стало немного приятнее? – Его голос звучит мягко, хрипловато.

Губы Кейли кривятся от нежелания.

– Иветте не нравится, когда мы так делаем. Это всегда приводит к бесполезным тратам.

– Не волнуйся. Мы заберем коробку с собой и заплатим за нее вперед. Тебе это ничего не будет стоить. Давай, Кейли, ты окажешь мне огромную услугу.

Я вижу только его профиль, но по тому, как прищуриваются глаза Джоны, я догадываюсь, как он на нее смотрит.

Он… флиртует с ней?

Действительно ли йети умеет флиртовать?

Кейли закатывает глаза, но затем отводит голову в сторону, ее губы игриво кривятся.

– Конечно, Джона. Дай мне секунду.

Я не могу удержаться от немедленного оскала, но скрываю его за широкой фальшивой улыбкой.

– Большое тебе спасибо, Кейли. Прости за причиненные неудобства.

Она игнорирует меня, исчезая за углом, слегка покачивая бедрами. Она неравнодушна к Джоне. Она надеется, что между ними возникнет нечто романтическое. Или нечто романтическое уже произошло между ними.

Оба сценария означают, что она явно мазохистка. А еще, возможно, психопатка.

Я чувствую на себе пристальный взгляд Джоны.

– Что?

Он трясет головой.

– Не можешь дождаться, когда вернешься домой, да?

– Знаешь что? Спасибо, что подвез. Теперь ты можешь приступить к полетам на своих маленьких самолетиках. Со мной все будет в порядке.

Я ожидаю, что он не упустит шанс бросить меня, но вместо этого Джона опирается на ручку тележки, в его глазах светится веселье.

– И как ты собираешься нести все это восемь километров домой?

– Я одолжу вещевой мешок для самого необходимого, а за остальным заскочу позже, – передразниваю я, выразительно глядя на него. Поймать такси будет достаточно просто.

Он поднимает руку, безмолвно приветствуя пожилого джентльмена, проходящего мимо.

– Расслабься. Твоя одежда будет здесь сегодня или завтра.

– Сегодня, благодаря Агнес и Билли.

«Не тебе».

– Билли? – Джона вскидывает брови, а затем откидывает голову назад. Неожиданно громкий, шумный смех вырывается из его рта, заставляя обратить на себя внимание множества голов вокруг. – Билли провел прошлую ночь, запустив руки в твои вещи.

– Он этого не делал! – возражаю я.

– Принес твои чемоданы домой, вывалил их содержимое на свою кровать. Разделся и потерся его…

– О боже! Хватит! Мерзость! – Я не знаю, плакать мне или смеяться. Он же шутит, так? Он должен шутить.

Выражение его лица заставляет меня подумать, что, возможно, он и не шутит.

– Ты, наверное, захочешь постирать свои трусики, прежде чем снова их надеть.

Мое лицо перекошено от отвращения, когда к Джоне подходит со своей тележкой пожилая женщина, коренная жительница Аляски, в безразмерной толстовке «Нью-Йорк Никс» и розовом цветочном платке на коротких седых волосах. Она кладет руку ему на предплечье.

– Я могу услышать смех Тулукарука за километр.

Как она его только что назвала?

Ее лицо напоминает мне лицо Агнес, хотя возраст и вес сделали ее щеки тяжелее, а морщины гораздо заметнее. Она тоже невысокого роста, как и Агнес. Я бы дала ей метра полтора, что делает разницу в росте между ней и Джоной почти комичной.

Джона смотрит на нее сверху вниз, и даже борода не может скрыть его искреннюю улыбку.

– Что ты делаешь ниже по реке, Этель?

– Собираю припасы. – Она машет обветренной рукой на свою скудно заполненную тележку с рисом, смесью для блинов и банкой колы.

– Как Жозефина и ребенок?

При упоминании о ребенке лицо старушки расплывается в широкой ухмылке.

– Он становится симпатичным и толстеньким, наконец-то. А Жозефина сильная.

– Все вы, жители деревни, сильные.

Этель хмыкает, отмахиваясь от того, что, как я чувствую, считается большим комплиментом от Джоны, ее темные глаза смотрят на меня.

– Кто она?

– Дочь Рена. Приехала в гости.

Старушка кивает, пристально меня изучая, ее мудрый взгляд невозможно прочесть.

Я ерзаю под ним, негромко здороваясь.

– Она симпатичная, – наконец заявляет Этель с кивком, как бы выражая свое одобрение. Будто меня здесь нет.

– Альберт привез тебя вниз? – спрашивает Джона, быстро меняя тему.