Дикая Флетчер

Я бы назвала это не столько интересом к «Дикой Аляске», сколько желанием ощущать себя полезной и занять себя чем-то. Но я держу это при себе.

– Что ж… тогда хорошо.

– Отлично, – решительно кивает Джона. – Мы с тобой можем заняться этим вместе.

Ого. Подождите-ка.

– Мы? – Мои глаза распахиваются.

– А как ты собираешься добавить все эти данные про самолеты, историю «Дикой Аляски» и все такое? Думаешь, сможешь во всем этом разобраться? За четыре дня? И я знаю об этих местах все, что только можно знать.

– Ты прав. Думаю, так и есть.

Я и Джона работаем вместе над веб-сайтом для «Дикой Аляски»?

– Это будет интересно, – бормочу я себе под нос.

Его губы изгибаются в ухмылке.

– Почему ты так говоришь?

– Из-за того, что ты… это ты.

– А ты – это ты, – отвечает Джона, добавляя более мягко: – За исключением того, что на самом деле ты умная. Я в шоке.

– Заткнись.

Внутри меня вспыхивает искорка удовлетворения. Джона считает меня умной.

Он вздыхает, глядя на свои сложенные руки.

– Ладно, ладно. Послушай. Мы начали не с той ноги, и это на моей совести. Да, я могу признать это, когда я веду себя как осел.

– Так… это, типа, перемирие или что-то вроде того?

Способен ли Джона быть вежливым?

– Или вроде того.

Он смотрит на часы, а затем встает со стула. Когда он направляется к двери, ведущей с крыльца, его тяжелые ботинки стучат по половицам.

– Мой папа сказал тебе быть помягче со мной, да?

– Не-а.

Я не верю в это, тем более, отец предупредил, что скажет Джоне вести себя поприличней. И что-то заставляет меня думать, что они слишком близки, чтобы Джона отмахнулся от папиной просьбы.

– Эй.

Он задерживается в дверях.

– Что?

– Что ты знаешь о диагнозе моего отца?

Папа ясно дал понять, что не хочет, чтобы я поднимала с ним эту тему, а Агнес уже и так рассказала все, что знает.

Поэтому единственным человеком, которого можно спросить, остается Джона.

Его плечи опускаются с тяжелым выдохом.

– Я знаю, что у него рак, и он не хочет говорить об этом, пока ты здесь.

– Как ты думаешь, что это значит?

– Что у него рак, и он не хочет говорить об этом, пока ты здесь, – повторяет Джона совершенно серьезно.

Я закатываю глаза у него за спиной.

– Но он не сказал, насколько все плохо?

Наступает долгая пауза.

– Он спросил меня, не хочу ли я купить у него компанию, – признает Джона, почти неохотно.

Меня охватывает удивление.

– Он думает о продаже «Дикой Аляски»?

– Он взвешивает варианты. Он сказал, что, возможно, захочет уйти на пенсию.

Мой отец на пенсии? Ему всего пятьдесят три. Но опять же, он управляет этим местом с двадцати лет. Может быть, спустя тридцать лет ему наконец-то надоело. Только что он будет делать?

Останется на Аляске?

Или он готов наконец попробовать что-то новое?

– Что ты ему ответил?

Джона смеется.

– У меня нет таких денег. К тому же я не хочу торчать за письменным столом целыми днями следующие тридцать лет. Мне нравится то, как обстоят дела сейчас.

Но несмотря ни на что, я сказал ему, что буду управлять «Дикой Аляской» столько, сколько ему понадобится.

Точно так же, как отец заменил моего деда, когда тот начал лечение.

Я сглатываю растущий в горле ком.

– Очень мило с твоей стороны, что ты готов это сделать.

– Ага, ну, для меня Рен – семья. Нет ничего, что бы я не сделал для него. – Джона убирает хрипотцу из своего голоса.

Моя грудь сжимается от редкого намека на эмоции.

– Ты думаешь, он справится с этим?

– Я думаю… что если у тебя есть возможность остаться подольше, то тебе стоит это сделать.

– Я могу, – выпаливаю я, не подумав.

Джона оборачивается и смотрит на меня, его брови вопросительно изогнуты.

Я пожимаю плечами.

– Меня сократили, поэтому сейчас у меня нет работы, ради которой мне нужно возвращаться домой.

Его взгляд блуждает по моему лицу.

– Тогда тебе стоит остаться еще на неделю или две. Или даже дольше, если ты сможешь отрастить парочку яиц и разобраться с тем, как здесь все устроено.

Я одариваю Джону безучастным взглядом.

Но на его лице нет и намека на юмор.

– Поверь мне, Калла, ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, если не сделаешь этого.

Он звучит так решительно.

Связано ли это с сожалениями из его собственного прошлого, с его отцом?

И что это вообще может означать? Целый месяц в Бангоре на Аляске?

Разве мой отец не будет против того, чтобы в доме так долго находился гость?

Взгляд Джоны скользит по мягкому розовому кардигану, который я накинула на себя.

– Я позвонил в Анкоридж, чтобы проверить твои вещи, прежде чем вернуться домой. Похоже, у них механическая проблема с самолетом. Сегодня твои чемоданы не привезут.

Я издаю стон.

– Серьезно?

– Смирись с этим.

Он оставляет меня в недоумении, выходит за дверь и идет через лужайку к своему дому, слегка покачиваясь.

* * *

Дверь в кухню со скрипом открывается, и я оглядываюсь через плечо, чтобы успеть заметить, как отец переступает порог.

– Долгий день, а?

Он был на работе почти четырнадцать часов.

– Они все такие. – Он с усталым вздохом бросает на столешницу бумаги, а затем трет глаза. – Пахнет чем-то вкусным.

Я высыпаю в миску горсть кусочков перца.

– Я готовлю нам ужин. Куриный греческий салат с домашней заправкой.